– Как прошла твоя встреча с Региной? – кричит он через плечо, уворачиваясь от человека, чья спина покрыта шипами, как у дикобраза.

Я тоже шарахаюсь от него, стараясь не выпустить куртку Мато из рук.

– Ты знал? – стараясь перекричать музыку, спрашиваю я. – О том, что она моя мать?

Он смотрит на меня. Его маска прозрачная, поэтому мне видно оба его глаза.

– Да, она как-то упоминала об этом.

Женщина в платье из черных перьев пытается втиснуться между нами, и Мато протягивает мне руку. Я хватаюсь за нее, и он подтаскивает меня ближе к себе.

– Я не стал говорить тебе, потому что посчитал, что это не мое дело, – громко объясняет он. – И мне не хотелось, чтобы это повлияло на твое решение о сделке с ней.

Интересно, чего было больше в его намерениях не рассказывать мне о Регине – расчета или безрассудства? Думаю, я могу понять его нежелание подталкивать меня к сделке с ней, но теперь меня мучает вопрос, что еще он скрыл от меня о Цзюнь Бэй. Мы выбираемся из толпы, и Мато выпускает мою руку, а затем сворачивает на дорожку, ведущую к бетонной лестнице и лаборатории Регины. Моя кожа стала скользкой от чужого пота и грязной от кобальтовой пасты, а в ладони все еще ощущается тепло руки Мато. И от этого я чувствую слабый, непрошеный трепет внутри. Я хватаюсь за лямки рюкзака и бегу за Мато сквозь редеющую толпу.

– Так что происходит между тобой и Региной? – спрашиваю я, схватившись за металлические перила и поднимаясь вверх вслед за ним.

Лестница зигзагом петляет по стене атриума, и ее прекрасно видно из любого угла.

Остановившись на площадке, Мато пожимает плечами и смотрит на парк.

– В Энтропию не пускают детей. Для них здесь очень опасно… зачастую хакерам приходят на ум безумные идеи, такие, как удаление желудка или отказ от зрения, и они обязательно опробуют их на своих детях. Это одно из главных правил, но Регина решила нарушить его и разрешила мне приехать сюда. Думаю, она уделяла мне так много внимания потому, что пыталась заглушить чувство вины перед Цзюнь Бэй.

Я останавливаюсь рядом с ним на лестничной площадке и перевожу дыхание.

– Но почему она разрешила тебе приехать сюда?

Он поджимает губы:

– Ты поверишь мне, если я скажу, что даже в детстве был талантливым хакером?

Я приподнимаю бровь. Его маска слегка потемнела, а взгляд стал настороженным.

– Ох, конечно, – говорю я. – Талантливый малыш.

Мы преодолеваем еще один пролет и останавливаемся у стальной двери, ведущей в лабораторию Регины. Она заперта, сканер на стене светится красным светодиодом, а перед ней возвышается охранница с бледным мехом.

– Регина сказала, что я могу поработать здесь, – говорю я.

– Она ушла, – отвечает охранница. – И я никого не пущу.

– Она разрешила мне, – возмущаюсь я, но та лишь качает головой.

– Смотри, – встревает Мато и, наклонившись вперед, проводит панелью по сканеру. Загорается зеленый светодиод, и замок со щелчком открывается. – Видишь? Она и мне разрешила здесь поработать.

Охранница с недовольным видом отступает в сторону и пропускает нас в коридор, ведущий в лабораторию. Свет выключен, а от клеток, свисающих со стен в круглой комнате, не доносится ни звука. Четыре резервуара с подергивающимися телами слегка подсвечиваются, и благодаря этому можно разглядеть качающуюся платформу и баки с плавающими легкими. Мато с самодовольным видом придерживает для меня дверь, а затем осторожно закрывает ее за нами.

– Как тебе это удалось? – Я указываю на дверь.

– Я же говорил, что написал систему безопасности Энтропии, – говорит он. – Правда, она не очень хороша. Я думал, что Регина уже давно ее переписала. – Он смотрит на баки. – Пошли… наверху есть менее жуткая комната.

Он поднимается по лестнице на один этаж, проходит мимо какого-то складского помещения и заходит в большую комнату, которая напоминает ступенчатую пирамиду, в вершине которой горит бледно-зеленый свет. Металлические стены завешаны емкостями для хранения образцов ДНК, а посредине стоит белый круглый стол. Я бросаю сумку рядом с ним и подхожу к ближайшей стене. Под каждой из емкостей висят старые фотографии, на которых изображены голуби разных пород – белоснежные, чернокрылые, золотистые.

– Эта комната посвящена голубям? – спрашиваю я.

Мато оглядывается по сторонам.

– Судя по всему, да. Птицы стали прилетать сюда уже после того, как я уехал, но жители города, кажется, полюбили их. Они превратились в символ генхакеров по всему миру. Хотя меня они всегда немного пугали. – Он прислоняется к одной из стен и скрещивает руки на груди. – Так чем ты на самом деле хотела сегодня позаниматься?

– Я же сказала… хочу научиться управлять имплантом.

– На самом деле тебе хочется не этого, – говорит он.

Оттолкнувшись от стены, Мато подходит ко мне. И тот непрошеный трепет, который возникает внутри каждый раз, когда я нахожусь рядом с ним, возвращается вновь, но в этот раз он сильнее. Мато прислоняется к наклонной стене рядом со мной с еле заметной улыбкой на лице.

– Ты хочешь научиться дроблению.

Трепет усиливается.

– Мне просто нужно заблокировать доступ…

– И дробление поможет с этим, – говорит он. – Любая команда, которую ты загрузишь в имплант, поможет тебе его контролировать. – Мато достает металлическую ручку из кармана и начинает вертеть ее в руке. – Я могу научить тебя этому, но на это потребуется какое-то время. Попробуем?

Я прикусываю губу, чувствуя, как натягиваются нервы от одной мысли об этом.

– Давай.

– Хорошо.

Он оборачивается и осматривает комнату, а потом достает наугад две емкости с образцами ДНК и ставит их на стол. Над ними в воздухе внезапно вспыхивают два трехмерных изображения: птица с зелеными перьями и алая птица с фиолетовыми полосами на кончиках крыльев. Они тихо и неподвижно парят над столом.

– Хорошо, а теперь посмотри, что я сделаю с ними, если сосредоточусь на каждой в отдельности, – говорит Мато.

Его глаза стекленеют, и изображение зеленой птицы меняется. Она вдруг оживает и начинает хлопать крыльями, выписывая круги по комнате. На самом деле ее здесь нет – это простое VR-изображение, – но, когда она пролетает у меня над головой, я невольно приседаю.

Мато останавливается, и птица замирает. А затем он посылает команду алой птице, и она отправляется в медленный, ленивый полет над столом.

Мато улыбается:

– Это довольно просто. И сейчас я попробую дробление.

Его маска становится более прозрачной, когда он смотрит на птиц. Его глаза стекленеют, тело напрягается, и птицы снова оживают. Только сейчас они двигаются вместе. Парят в воздухе, выписывая сложные узоры, то снижаясь, то подхватывая невидимые порывы ветра. Ему как-то удается контролировать их одновременно. Мато моргает, маска темнеет, и птицы замирают.