Брайан, Роджер и Джон, поддавшись на наши уговоры, провели по ночи в нашем гастрольном автобусе (один раз – в сопровождении телохранителей). Фред постоянно обещал, но, к сожалению, так ни разу и не прокатился с нами. Уверен: было бы весело. Фред любил веселиться; ему нравилось смеяться, он всегда наслаждался жизнью.

– Рэтти, у тебя нету лишнего рулона изоленты? Мне нужно немного, возьму в гостиницу.

– Конечно, Фред, целая коробка… тебе белую или черную?

– О! Черную! Определенно черную.

Из черного промышленного скотча мы делали что-то типа занавесок, чтобы хоть как-нибудь отгородиться от остальных в нашем первом американском гастрольном автобусе – очень простом и шумном, с переделанными армейскими койками. В то время гардеробщик «Лихой Дейн Кларк», бывший танцор из Лас-Вегаса, ездил вместе с техниками (почти не привлекая к себе внимания). Его койка находилась прямо под моей, и там часто оставляли записки. «Привет, Дейн, забирайся наверх ко мне на свидание, с любовью, Рэтти». Написано это было, спешу добавить, не моей рукой!

Мы все подружились с Дейном, а по выходным он делал нам стрижки.

Однажды я провел в том автобусе весьма беспокойную ночь, раздумывая, не превращусь ли в парикмахера или танцора из-за принятой таблетки.

– Кто-нибудь хочет попробовать вот эту штуку? Она классная, – сказал кто-то из ребят. Я был молодым и безрассудным, так что выпил таблетку. Все расхохотались: оказалось, я принял женский гормональный препарат, после чего всю ночь лежал на спине, регулярно проверяя, не начала ли расти грудь.

Для поездки из Ванкувера, что на западном побережье Канады, в Сиэтл, штат Вашингтон – города находятся практически рядом, разделенные только границей, – мы арендовали стандартный междугородний автобус «Грейха-унд», в котором не было ни постелей, ни даже просто места, где можно полежать. Ехать пришлось рано утром, мы все устали до смерти. Дик «Грязный шар» Оллет, наш технический гуру, чувствовал себя особенно паршиво, так что забрался на багажную полку под потолком и прикорнул. Лишь проехав американскую таможню, мы вспомнили, что он до сих пор там спит. Дик был англичанином, но жил тогда в Лос-Анджелесе по особой американской обменной визе. К сожалению, ему никто не поставил печать о въезде в США, которая «закрыла» бы печать о выезде в Канаду, так что с точки зрения американских чиновников он все еще находился в Канаде, а не проживал на американской земле. Так что теперь ему предстояло снова въезжать в Соединенные Штаты – при этом из них не выезжая…

А еще ему удалось избежать допроса «Фруктовой полиции», которая патрулировала канадско-американскую границу.

– Вы немедленно отдадите нам все яблоки, апельсины и бананы и положите их в соответствующие корзины.

– Да, офицер.

– И этот виноград тоже – не смейте ничего от нас прятать!

Подозреваю, что если бы я попытался спрятать от них ананас, то получил бы пять лет в Алькатрасе.

У меня тоже был опыт «нелегальной иммиграции» на восточной границе Канады с Детройтом. Две молодых леди устроили нам экскурсию по «Городу моторов» на своем моторе – и, не сообщив нам, пересекли границу и уехали в канадский Виндзор.

– А нам разве не нужен паспорт для въезда в Канаду?

Слишком поздно. Местные жители спокойно пересекают границу, показывая водительские права.

– А в Америку мы как вернемся? Там разве не проверяют?

– Э-э-э… да, проверяют. Ложитесь на заднее сиденье и не поднимайте головы…

В Европе обычно таких проблем с пересечением границ не возникало, а европейские водители автобусов были изобретательными и опытными. Впрочем, иногда водители нас весьма беспокоили. Когда посреди ночи автобус стоит на обочине автобана, а водитель сидит за рулем, держа в одной руке косячок, а в другой – перевернутый вверх ногами «Фалькплан», карту немецких автодорог, и рассматривает его через темные очки, поневоле задаешь себе вопрос: он точно подходит для этой работы?

Проведя в автобусе всю ночь и большую часть следующего дня, вам хочется только одного: добраться до гостиницы и хоть одну ночь поспать на кровати, которая не раскачивается под тобой, а постельное белье на которой не напоминает гофрированный картон. Когда мы подъезжали к городу, начинала брезжить надежда, что вскоре мы сможем принять душ, поплескаться в ванне или выпить чего-нибудь крепкого в баре. Но чертовы отели пытались от нас прятаться. Завидев вдали гостиницу, мы кричали: «Скорее поезжай к ней, пока она не сбежала!» А наш водитель решал, что лучше всего будет ехать не прямо к гостинице, а объехать ее пару раз, затем зайти сзади и застать ее врасплох.

Несмотря на толпу народа на борту, проезжать европейские границы было довольно просто: мы отдавали все паспорта водителю и отправлялись спать, иногда оставляя на видном месте несколько маек и пластинок. Но такая тактика не сработала, когда мы ехали по «коридору» между ГДР и Западным Берлином, анклавом капиталистического упадка среди коммунистической утопии. Поездка всегда проходила ночью, и если вы спали, то вас бесцеремонно будили, просовывая дуло автомата через занавеску на койке. Гутен морген Восточногерманские пограничники внимательно изучали ваш паспорт и визу, затем уносили документы на «обработку». Этот процесс мог длиться сколько угодно, так что автобус не двигался – и мы тоже. Мы стояли в огромных, похожих на ангары зданиях с зеркальными стенами, которые освещали флуоресцентные лампы, дававшие тошнотворный зеленый оттенок. Под машины засовывали изогнутые зеркала на колесиках, ища нелегальных пассажиров. Однажды, пока мы стояли на границе, рядом с нами осматривали открытый грузовик с новогодними елками; пограничники просовывали между деревьями длинные металлические штыри, очевидно, ожидая, что кто-нибудь закричит: «Счастливого Рождества, товарищи!»

Мой двадцать четвертый день рождения пришелся на концерт в Ганновере; вечер я провел в гастрольном автобусе, продиравшемся сквозь мрак и холод восточногерманской зимы на пути к Западному Берлину. Брайан Мэй поздравил меня с днем рождения и спросил, устраиваю ли я вечеринку… Увлекшись пивом и рулетами с сыром и луком, мы даже не заметили, как добрались до границы. Пограничники зашли в автобус и увидели, как мы смотрим кульминационный момент фильма. Нет, не такого фильма – всего лишь «Грязной дюжины». Наверное, не самый лучший выбор – войска союзников как раз готовились уничтожить немецкий штаб гранатами, пулеметным огнем и в рукопашном бою.

Летний концерт в Западном Берлине мы отыграли в театре «Вальдбюне», что переводится как «сцена в лесу» – да, по сути, ею и является. «Вальдбюне» – открытая площадка с постоянной сценой и крышей над ней, а вот зрители сидят под открытым небом. Этот старый амфитеатр построили во время печально знаменитой Олимпиады 1936 года, он находится за главным Олимпийским стадионом. Говорят, что Адольф Гитлер произнес в «Вальдбюне» немало речей. В здании есть узкий тоннель, который ведет от опушки леса за кулисы (именно так мы проносили аппаратуру); именно туда обычно тайно прибывал Адольф, прежде чем волшебным образом появиться из ниоткуда на сцене. На стенах по сторонам сцены оборудованы бойницы – в них когда-то сидели снайперы, выглядывая в толпе проблемных личностей и противников усатого правителя нового Рейха. Атмосфера в театре была довольно странной; летом там особенно жарко и влажно, да еще и комары мучают. Гардеробщик Тони, заведовавший, помимо прочего, аптечкой первой помощи, купил кучу баллончиков с репеллентом и тюбиков с кремом для наших голых рук и ног. После заката, когда включились мощные осветительные лампы, они привлекли целые эскадрильи летучих и ползучих насекомых, которые штурмом взяли сцену. Фред совершенно не обрадовался, увидев огромного мотылька, который, как он позже уверял, «был размером с гребаного птеродактиля», плюхнувшегося прямо в его стакан с водой на фортепиано.