Огненный шторм за бортом продолжался секунд пятнадцать, а когда он прошёл, я понял, что жить нам осталось двадцать минут, не больше. Именно к этому времени разгерметизация кабины достигнет такого уровня, что дышать станет нечем, а кровь начнёт закипать. Спасти нас, по всей вероятности, было некому. Сигнал SOS мы подать не могли, а найти среди десятков и сотен тысяч обломков небольшой космический аппарат с живыми людьми за столь ограниченный срок спасатели не успеют.

Что делать дальше, я просто не представлял. Надежда оставалась только на чудо. И чудо, как это ни странно, случилось…

В какой-то момент я вдруг ощутил, как через меня, а заодно и через Вселенную словно бы прокатилась волна, невидимые штыри встали в пазы, энергетические сочленения лязгнули, мир повернулся вокруг себя, а текущее сквозь материю время возвратилось в состояние устойчивого равновесия.

В то же мгновение я вспомнил всё. Всё, что случилось со мной и с миром за последние сутки и особенно — за последние полчаса. Я снова стал сам собой. Нас перестало быть двое — один в истребителе, другой на «Рионе», а после в спаскапсуле. Прошедшее прошлое соединилось с уже свершившимся настоящим. Теперь в истребителе никого не было. Он управлялся искином и нёсся на всех парах к месту взрыва дестроера. Мне требовалось только найти его через барьер и переместиться в кабину…

Легко сказать да нелегко сделать.

Как отыскать в космосе на дистанциях свыше тысячи тин объект, не имеющий чёткого барьерного следа?

Вот если бы в нём находился кто-то живой… или, к примеру, что-то… живое условно…

Я хлопнул себя по лбу.

Медальон! Как же я мог забыть?! Маленькая коробка-шкатулка, полученная от Анциллы, в которой хранились несколько волосков нашей дочери… Они же наверняка хранят её след…

Примерно минуту я напряжённо сканировал окружающее пространство, а затем вскинул победно руку: «Есть!»

Слабенький огонёк алого цвета обнаружился на самой границе зоны активного поиска, на дальности больше пятнадцати тысяч тин. Дистанция почти запредельная, но при отсутствии других похожих объектов она помехой не стала.

Дальнейшее было уже делом техники.

Я просто потянулся через шестимерность к искомому и уже через миг очутился внутри истребителя. Оттуда спаскапсула с оставшимися в ней двумя девочками выглядела, словно маяк в ночи. Я долетел до неё всего за пару минут, после чего, уравняв скорости, выдвинул наружу манипулятор и аккуратно завёл капсулу в шлюз.

Спустя ещё две минуты, когда и Лиара, и Рида уже находились в соседнем кресле, в эфир полетело «Я — борт двенадцать. Докладываю. Заложники спасены… Повторяю. Я — борт двенадцать. Заложники спасены…»

Возвращение на поверхность стало для меня испытанием похлеще иного сражения. Мою спарку сопровождали два звена истребителей и три корвета. Экселенса лично настояла на том, чтобы я ни в коем случае не передавал Лиару и Риду на другой корабль, пусть даже это будет крейсер командующего. На вопрос «Почему?» она ответила просто: «Потому что сейчас ты единственный, в ком я уверена на все сто».

Ну, что же, её мотивы были понятны.

Честно сказать, я и сам сейчас мог доверять на все сто только себе. Потому что никто из состава эскадры не защитил бы моих дочерей лучше меня.

Чего я, правда, здесь не учёл, так это того, что нянек на борту моего истребителя, увы, не имелось.

До Мегадеи мы добирались около двух часов, по самому безопасному маршруту, и всё это время Рида постоянно хныкала, требуя то рассказать ей сказку, то дать покушать, то взять её на руки, то поиграть в какие-то детские игры. А так как говорила она пока достаточно плохо, мне приходилось напрягать свои мозговые извилины, чтобы понять, что она всё-таки хочет. Лиара от Риды не отставала, только понять её было ещё сложнее. В возрасте менее месяца дети, как правило, любую проблему обозначают плачем, и этот плач может свести с ума даже железную статую…

Короче, к концу пути я чувствовал себя выжатым, как лимон, и когда мы наконец приземлились, ощутил такое облегчение, какое никогда раньше не испытывал.

Первой, кого я увидел, когда открыл люк, была Ан. Она принеслась на космодром минут за пятнадцать до посадки моего истребителя и, как мне потом рассказали, «затерроризировала» всех вокруг, желая обеспечить нам абсолютную безопасность. По трапу, подогнанному к севшей машине, экселенса буквально взлетела и первая приняла у меня обеих девчонок. Лиару она, кстати, вообще никому не передавала до тех самых пор, пока мы не очутились в резиденции дома Ван Румий и около каждой двери не встали десантники майора Вирстафена…

— Почему он нас предал, Дир? — спросила Анцилла, когда мы остались одни.

— У него не было выбора, — пожал я плечами.

— Объясни.

И я объяснил…

На Шугаду я отправился лишь через сутки.

Мела, к слову, меня отговаривала. Хотя сама до этого объясняла, что, например, прорыв саранчи на Флоре произошёл, по всей видимости, из-за увеличения количества переходов через порталы на Тарс, а также из МБВ и обратно. Типа, возмущения пространства-времени на Флоре усилились, а аномальная зона послужила своего рода катализатором для появления прокола из параллельного мира.

Я, соответственно, сообразил, что второй прорыв случился на Шугаду.

Там аномальная зона тоже приличная, а концентрация барьерной энергии существенно выше, чем рядом с моим баронством. Мела на этот счёт сомневалась, говоря, что портальные переходы Шугаду не затрагивали, и кроме того мы там недавно были и ничего подозрительного не обнаружили.

В ответ я сперва напомнил своей «соседке по разуму», что проколу могло поспособствовать ускоренное создание гравилинзы для большой скрутобойки, а затем повторил то, что мы с Ан узнали о Дидриче…

О том, какую «заразу» он подхватил, я рассказал экселенсе всё без утайки. И о том, где и когда подхватил — тоже. Однозначно на разведывательном корабле, когда тот вернулся из тайной миссии. А вот о том, что это была за миссия, мне рассказала сама экселенса.

Из её слов я понял, что Дидрич уже давно словил известную многим «болезнь» — профессиональную деформацию. Везде и всюду он видел измену и сомневался даже в «господине бароне». Анцилла, к несчастью, не воспринимала его всерьёз. Поскольку сама в своё время служила в Управлении безопасности и привыкла считать излишнюю подозрительность одной из особенностей профессии контрразведчика. Тем более что капитан, не сказать, чтобы прямо «копал под барона». Просто он хотел выяснить о супруге хозяйки дома Ван Румий всё, что было формально дозволено.

О двух моих достаточно длительных «командировках» на Шугаду слышали многие. Но о том, что я делал на этой планете, и почему для своих тайных дел выбрал именно её, знали считанные единицы, и Дидрич в их число не входил. Видимо, из-за этого он и затеял собственное расследование этих двух эпизодов. Глупо, конечно, но предсказуемо.