Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что разумно было бы начать с посёлка, где жил мой дед и мог спрятать сундучок.
— А на самом деле?
— Что?
— Такого места нет?
— Конечно, нет. Мой дядя, Фёдор Шведов, весь участок перекопал в поисках дедова клада. Безрезультатно.
— Так почему всё-таки вы?
— Я уже говорил, не знаю.
— И вы не спрашивали об этом Боцмана?
— Думаете, мне было до того?
— Складывается впечатление, что вы достаточно общались, и не только по делу. Даже условия ставили.
— На что вы намекаете?
— Что вы не договариваете.
— О чём? — решил я уточнить, чтобы не ляпнуть.
— О вашей ценности для Боцмана. Он вёл с вами беседы, вы ставили ему условия. Вас не добили как важного свидетеля, его сын провёл вам не самую простую операцию. Так почему?
— Ну хоть мальчишку-то сюда не приплетайте. Если вы намекаете, что я связан с бандой Боцмана, так спросите себя, зачем они мне голову проломили, когда с Перевоза тащили.
— Нет, причина в другом.
— В чём?
— В вас. По этой же самой причине ваш дядя, Фёдор Иванович Шведов, брал вас с собой мыть золото на старых отработанных участках. Он считал, что вы видите подземные богатства.
— Ха-ха, и вы в это верите?
— Мы не в храме, чтобы верить. Задержанный старшиной Шариповым Евгений Кочкин, знаете такого? — утверждает, что был свидетелем вашей работы. В указанных вами местах действительно обнаруживалось повышенное содержание золота. Именно вы нашли тот самый самородок, который добровольно сдали Шарипову. И именно вас так хотел заполучить для поисков сокровищ Боцман. Что скажете?
Что я скажу? Кранты мне. Распилят меня в лаборатории на кусочки, чтобы дознаться, где этот самый дар сидит. Что у нас здесь, коллеги? Мозг? В отдельную баночку его, просветить, прощупать, кусочек отщипнуть и под микроскопом изучить. Что, нет ничего? Тогда вот — глазные яблоки, два штуки. Правое, левое. Хрусталик, глазное дно, сосуды, нервные окончания. Что, опять ничего? Изучим внутренние органы: печень, желудок, почки…
— Молчите? Боитесь признаться?
— Померещилось вашему Кочкину. Ну, повезло мне найти самородок, ну, пошло хорошее золото.
— Значит, отрицаете?
— Отрицаю. Рентгеновским зрением не обладаю.
— Хорошо, — пометил он в блокноте. — Последний вопрос. Упоминал ли при вас Боцман какие-либо места, явки, куда он мог бы отправиться после бегства из своей усадьбы.
— Нет.
Не буду же я говорить про боцмановскую карту. А то опять же спросят, а зачем ему нужен был я.
— А куда вы направлялись ранним утром шестнадцатого?
— Я уже говорил товарищам.
— Ничего, повторите мне.
— Мы собирались в зимовьё, которое дед соорудил себе для охоты.
Ну всё? Хватит уже? Я тебе выдал стратегически важную информацию про крысу в органах и про ломбарды, чего тебе ещё нужно?
— Подпишите здесь и здесь и можете быть свободны. Ваши сведения будут полезны следствию.
Подписка о неразглашении и ответственность за нарушение. Я уже выходил из кабинета, когда меня застиг голос:
— А лучше бы вы честно признались, что обладаете неким даром. Поверьте, мы не режем детей, а подобный дар мог быть использован в работе следственных органов, и в некоторых случаях, он принёс бы колоссальную пользу. Подумайте об этом, товарищ Шведов, как и об ответственности за дачу ложных показаний. Быть консультантом МВД или КГБ — очень почётно и неплохо оплачивается.
Фу ты! Чур меня! С вами только свяжись, ничем не лучше Боцмана. А может и хуже, тот хоть платил честно. Жаль, что мне из тех денег так ничего и не перепало, опять головная боль — где заработать на хлеб насущный.
Как ни странно, после этого визита меня перестали допрашивать менты. Что там происходило в кулуарах — неизвестно, но догадываюсь, что шороху в райотделе навели. Батю вызывали куда-то там для дачи показаний, но говорить на эту тему он отказался наотрез. Тоже подписка, стало быть.
Выписка прошла буднично и неприметно. На выходе меня встретил товарищ в штатском, который ещё раз напомнил об ответственности за разглашение следственной информации. Товарищ сопроводил меня в аэропорт — на спецрейс вертолёта в посёлок Перевоз. На месте батя лично встречал у выхода с аэропорта, и на этот раз он с ветерком прокатил меня до дома на мотоцикле «Юпитер».
— Посёлок гудит, постарайся сильно не светиться на улицах, не отстанут. Я говорил с твоей матерью, она согласна на твой отъезд для получения образования. Это будет лучшим выходом. Осталось утрясти формальности, и можешь ехать. Пока отдыхай.
— А что там со следствием? Ко мне больше никто не приходил.
— И не придут, всем не до тебя теперь. Что-то ты такое сказал товарищу майору, что дело забрали из района. Большего не могу сказать, да и не знаю я толком, что происходит. Меня с больничного не выпускают. Твоя мать шёпотом сказала, что был звонок к терапевту с указанием продлить мне больничный на неопределённый срок, так что я на каникулах. Может, съездим на рыбалку, пока ты здесь? Как здоровье-то? Ты всё ещё бледный.
— На себя посмотри.
— Да смотрю, каждый день в зеркале вижу. Анемия замучила. Обещали мне оленьей печени привезти, жду пока. Тебе тоже не помешает, поделюсь. Ладно, дуй домой, ждут тебя уже. Завтра заскочу в гости.
Дома был накрыт стол, пахло свежими огурцами и котлетами, дымилась горка молодой картошки в мундирах. В зале на тумбочке гордо возвышался телевизор. Купила-таки.
— Саша! — кинулись на меня сразу с трёх сторон.
— Тихо, тихо, не сшибите меня! — усмехнулся я.
— Правда, дети, не налегайте сильно, — опомнилась мать, расцеловав меня в обе щёки и забирая котомку, в которой я честно привёз больничное добро. — Саша, ты не устал с дороги? Отдохнёшь или сначала обедать?
— Обедать. В больнице не накормили перед выпиской.
После обеда я вышел на свежий воздух в огород. Ого, а туалет-то достроен. Обошёл сооружение вокруг, похлопал по стенкам. Стоит, родимый, даже проолифили. Интересно, кто руку приложил? Если Пётр, благословлю мать сразу под венец.
А прогуляюсь-ка я на Федькин участок. Тянуло внимательно рассмотреть тайник и его содержимое. А вдруг это тот самый сундучок, из-за которого столько случилось?
Фундамент по-прежнему выглядел неприступным, и внутри не прибавилось золотого блеска. Я осмотрел и ощупал его с двух сторон и нашёл шов, какие бывают от щелей в