Шакарим уже тихо сидел на ступеньках.

— Привет, насяльника, как дела? — стандартно приветствовал Шакарим.

— И тебе привет, добрый человек… Дела идут…

— Насяльника, водки дай, а? Пожалуйста…

Совсем сопьется, опять подумал профессор.

— А что, у Сюра с Боцманом нет уже?

— Они спят, я будил, а они ботинками кидаются и застрелить обещают…

— Да, похоже на них. Не дам я тебе водки, Шакарим. Иди и ты домой, поспи.

— Насяльника, очень прошу, дай водки, а… Трубы горят!

— Не проси. Не дам. Сам потом благодарить будешь!

— Тогда, насяльника, я тебе важное не скажу! А дашь водки — скажу!

Черт, подумал профессор, придется дать, а то ведь не скажет.

— Хорошо, сейчас принесу. Говори — что хотел сказать…

— Вчера невестка в Караул ездила. Говорит, туда три больших машины приехало. Две с солдатами, одна с решеткой на крыше. Это не твои друзья?

— Что за решетка на крыше?

— Ну, как антенна, только крутится.

Пеленгатор, понял профессор. Блин, неужели засекли наши переговоры по рации и уоки-токи? Надо срочно уходить из города к аномалии. Немного не успели. Планировали исход из этого времени на завтра. Теперь это будет не исход, а бегство!

— Спасибо, Шакарим. Наверное, это наши люди. Я вечером сам съезжу, встречу. А ты пока никого из своих не отпускай в Караул — нечего им с теми людьми болтать. Вдруг расскажут, как ты тут пьешь целыми днями, а мне потом тебя отмазывать. Лучше пусть твои родственники площадь главную подметут. Там построение будет.

— Хорошо, насяльника, скажу. А теперь водки дай!

Профессор всучил обалдевшему от счастья Шакариму аж целую литраху, выпроводил того со двора побыстрее и вернулся в дом.

— Маша, просыпайся быстро! Воздушная тревога! Иди срочно буди Диму, я за остальными. Собираемся во дворе у аспирантов. Так, нечего глаза тереть, дело серьезное. Бегом! И никаких переговоров по уоки-токи.

Маша сидела на кровати и ошарашенно моргала. Расслабилась здесь девочка, подумал профессор, да и кто из нас не расслабился.

— Так, приказ отменяется. Вы с Димой идете не во двор к Феде с Петей, а к ветряку. Дима лезет наверх и смотрит на северо-восток, в сторону Караула. Ты внизу на подхвате. Как только видите, что от Караула движутся машины, — сразу бегите к нам и кричите «Караул!» Мда, тяжеловатый каламбурчик получился…

— А что случилось, пап?

— Похоже, нами заинтересовалась местная «кровавая гэбня». Общение с ней не входит в мои планы. Нам пора валить отсюда. А тебе пора ноги в руки и за Димой!

Дима с Машей прибежали во двор к аспирантам, когда сталкеры уже убыли с частью оставшегося груза к аномалии, а профессор и Федя с Петей срочно заканчивали монтаж устройства, которое сначала должно было включить электромагнитную бомбу, а затем, с задержкой в доли секунды, активировать подрыв тротила. Только так, по расчетам профессора, можно было уничтожить, а точнее, сместить в недоступное пространство здешнюю точку сингулярности. Устройство представляло собой жестяную коробку из-под монпансье с элементами старого будильника внутри и торчавшими проводами снаружи.

— Едут! — хором закричали запыхавшиеся Маша с Димой. — Три машины! Еще на горизонте пылят, но времени мало.

— Давайте дуйте на шахту, а мы вас догоним, Пете надо пару минут, чтобы закончить, — профессор с Федей укладывали коробки на тележку, Петя с паяльником наперевес копался во внутренностях механизма. — Дима, ты проследи, пожалуйста, чтобы ничего не случилось. Я на тебя надеюсь. Моте скажите, что пора сматываться.

— Я не маленькая, папа! — возмутилась Маша.

— Знаю, но Дима мне кажется более опытным. Все, марш отсюда.

Маша хотела что-то сказать и набрала было воздуху, чтобы выдать длинную тираду по поводу того, что она думает о папе, о его возмутительном поведении и опытности Димы, но осеклась, когда юный сталкер взял ее за руку и покачал головой, мол, «папа прав». Она только злобно стрельнула глазами, развернулась и, гордо подняв голову, направилась в сторону аномалии. Дима посмотрел на профессора, пожал плечами, разведя руки в стороны, улыбнулся и потрусил за ней вслед.

— Спелись, — констатировал наблюдавший эту пантомиму Петя. — Готовьтесь к свадьбе, насяльника.

— Ты давай не отвлекайся, психолух, нам сперва от гэбистов улизнуть надо. Эти — не чета нашим, в либерастию играть не станут и церемониться с тобой не будут. Сначала пустят пулю в лоб, а потом уже документы спрашивать станут. Читал журнал «Огонек» в девяностых? То-то же!

— Готово уже. — Петя уложил конструкцию в картонную коробку из-под обуви, коробку устроил поверх других таких же на тележке и принялся собирать инструменты в ящик.

— Федя, впрягайся, — скомандовал Титаренко, хватаясь за ручку.

Они вдвоем легко, как молодые першероны, сдвинули груженую тележку и рысью припустили по грунтовке, стараясь огибать кочки и колдобины. Через пять минут их нагнал Петя, кинул инструментальный ящик в кузовок и с криком «Бурлаки на Волге!» ухватился за ручку, пристроившись посредине. Едва они успели скрыться за холмом, в город въехали три новеньких, блестящих шестьдесят третьих ГАЗика — два бортовых и один с кунгом.

Из кабины пеленгатора выскочил офицер в полевой форме, отдал несколько команд солдатам и скрылся в кунге. Солдаты без лишней суеты выгрузились из машин, разбились на тройки и приступили к прочесыванию домов. Через десять минут к машинам с северной стороны под конвоем привели маленького сухонького человечка в тюбетейке, из кунга показался офицер, о чем-то долго расспрашивал, угрожал пистолетом, человечек приседал, махал руками и наконец показал рукой в сторону шахт. Тогда офицер махнул рукой, человечек, низко кланяясь, попятился, наткнулся спиной на дюжего сержанта, получил от того пинок под зад, придавший ему ускорение, и, провожаемый громким хохотом, скрылся в том направлении, откуда он был приведен. Офицер отдал команду, запрыгнул в кабину и грузовик рванул в сторону шахт, сержант криками собрал солдат, они погрузились в автомобили и устремились вдогонку за командирской машиной.

Казалось бы, пробежать два километра — легкая задача. Так-то оно так, но это если легкой трусцой, утром в парке, под легонькую музычку в наушниках да в спортивной обуви. А если ты бегать не привык, твоя одежда не предназначена для занятий легкой атлетикой и вместо ровной утоптанной тропинки под ногами грунтовка с колдобинами? Когда Маша добралась до бетонной коробки входа в шахту, сердце у нее выпрыгивало из груди, пот заливал глаза, а сбившееся дыхание не позволяло нормально говорить. А говорить было что. Хотя бы сообщить о грузовиках.

— Там… папа… сказал… — согнувшись пополам, она держалась за бок, в который, казалось, всадили раскаленную вилку, — папа… там… гэбня!