Она увидала ведро с водой и кружку на металлическом крючке, висевшую на краю ведра, попыталась зачерпнуть, но была остановлена Мотей.

— Совсем обалдела? Сначала отдышись, потом напьешься. Пополоскать можешь, но не вздумай глотать, поплохеет.

Он сам зачерпнул воды и поднес кружку к Машиным губам. Она, привыкшая уже к тому, что Мотя ничего просто так не делает и не запрещает, набрала воды в рот, пополоскала и сплюнула прямо на пол. Через пару полосканий ей действительно стало немного легче. Она присела на грубый табурет и наконец смогла нормально, не хватая ртом воздух, говорить, а Мотя передал кружку Диме.

— Папа сказал тебе сказать, что пора сматываться.

— Значит, по наши души. Много?

— Чего?

— Солдат много?

— Не знаю, мы не видели. А машин три штуки ехало.

— Одна с будкой, две с кузовом, — подсказал Дима. — В кузовах солдаты.

— Два взвода, значит. Все понятно? — Мотя посмотрел на Сюра с Боцманом.

Сталкеры кивнули и вышли на улицу, прихватив с собой лопаты и подсумки с выстрелами.

— Сидите здесь, ничего не трогайте. Отдыхайте пока. Нет, Семеныч, — Мотя заметил, что пацан набычился и собрался возражать, — там будет кому воевать, а ты мне нужен как Машин телохранитель. Что-то мне подсказывает, что для этой роли ты подходишь как никто другой.

Маша украдкой взглянула на Диму и улыбнулась, потому что тот сидел красный и сердитый, но ничего не сказала и даже не хихикнула. Ей нравилось его внимание, ей нравились его ухаживания, и он сам тоже ей нравился.

— И хватит тебе уже вспыхивать, честное слово. Всем все давно ясно, а ты смущаешься, как девица прямо.

Мотя улыбнулся, подмигнул Маше и вышел, оставив отроков самих разбираться со своей любовью. На площадке перед бункером Сюр и Боцман тем временем развернули кипучую деятельность. Боцман справа от входа орудовал лопатой, как заправский стройбатовец, и уже успел вырыть достаточно глубокий окопчик и сейчас притаптывал бруствер, а Сюр стаскивал ко входу все тяжелое и габаритное, что было в округе, формируя своеобразную баррикаду. Задерживаться и давать советы Мотя не стал — по части ведения боевых действий эти двое могли дать фору многим и уж что-что, а окапываться они умели великолепно. Мотя рванул навстречу профессору. Долго бежать ему не пришлось — едва поднявшись на холм, он повстречался с троицей ученых, волокущих за собой груженую тележку.

— Тройка мчится, тройка скачет, вьется пыль из-под копыт, — он засмеялся. — До чего ж нелепо вы выглядите сейчас, умора.

— Помог бы лучше, — просипел Титаренко.

— Немного осталось уже. Только спуститься с холма осталось, — ответил Мотя, но тем не менее оттеснил профессора и занял его место. — Машинки точно по наши души, как думаешь?

— Более не за кем, — профессор тяжело дышал. Сказывался возраст, лишний вес и отсутствие тренировок. — Нет больше мочи. Вернусь домой, сяду на диету — месяц только кефиром питаться буду, чтоб вес сбросить. И эрбисольчиком проколюсь, не помешает.

— Что кефир? Айда с нами в бассейн заниматься, — предложил Петя. — Мы с Федей до экспедиции хороший откопали, под открытым небом, в районе Караваевых дач. Там и зал тренажерный есть. А какая там тренерша!

— О да! — Федя мечтательно закатил глаза. — Тренерша там суперская. Жаль, замужем.

— Кто о чем, а вшивый о бане. Давно баб не видели, ага? — подначил аспирантов Мотя.

— Давно тут сидим, — со среднеазиатским акцентом ответил Федя и рассмеялся.

Смех подхватил Петя, сначала нервно, чуть заикаясь, а потом от души расхохотавшись. За ним стал хихикать Титаренко, держась за ноющий бок, охая и похлопывая себя по бедрам. Мотя смеялся с пониманием и сочувствием, вспоминая о Диане.

Так, хохоча, они и дотащились до входа в шахту, где Сюр и Боцман уже закончили оборудовать укрытия. Титаренко, все еще улыбаясь, взял коробку с миной и не мешкая отправился ее устанавливать, прихватив с собой Петю, а остальные принялись разгружать тележку. Все те приборы, механизмы и электронные штучки из будущего, которые не обязательно было тащить с собой через проход и которые решено было уничтожить, складывали в шахте. Рвануть должно было изрядно, а если что и останется после взрыва, то его гарантированно завалит и скроет. Опустевшую тележку, стальное днище которой могло послужить хорошим укрытием от пуль, Сюр пристроил возле входа, поставив ее на попа.

— Как думаешь, успеем уйти или будет дискотека? — спросил Боцман Мотю, когда разгрузка закончилась и все, кто не был занят установкой бомбы и настройкой прохода, разместились на улице под прикрытием баррикады.

— Боюсь, пострелять все же придется, хоть и не хочется. Покрошим же всех.

— А нечего к нам лезть. Мы их звали, что ли?

— Так и они нас не звали… Эх, жалко ребят. Может, шугануть их из подствольника пару раз? — Мотя задумчиво посмотрел на автомат в руках Боцмана, к которому был присоединен подствольный гранатомет. — Жахнуть у них перед носом, типа предупредительного.

— Эти вряд ли испугаются. — Сюр покачал головой. — В госбезопасность ссыкунов, пардон, Маша, никогда не призывали. Только разозлишь.

— Я к тому, что и дураков старались отсеивать. Не исключено, что командир не дуболом и сообразит, что лезть на нас бесполезно. Давай попробуем?

— Можно и попробовать, почему нет. В любом случае, танцы предвидятся — профессору еще минут двадцать настраиваться, провода тянуть, минировать. Ты как, Боцман?

— А мне по барабану, — пожал плечами тот. — Дискотека так дискотека.

— А сейчас пулеметчик Ганс… — начал Дима, но его перебил Сюр:

— Семеныч, я этот анекдот рассказывал, еще когда в октябрятах ходил. Не баянь, пожалуйста.

Дима надулся и замолчал. Молчали и остальные. Слепящее солнце встало в зенит и почти исчезли тени. Жарило, как в сауне. Маша подумала, что скажи ей кто несколько дней назад, что она будет потеть под палящим солнцем где-то в Средней Азии, да еще и в прошлом времени, она бы покрутила пальцем у виска и посоветовала обратиться к психиатру. Все происходящее казалось совершенно фантастичным, хотя, казалось бы, чем еще можно удивить человека, побывавшего в Зоне и своими глазами видевшего, как нарушаются основные законы физики. Живым инопланетянином разве что… ну, и путешествием во времени, как оказалось. Жалко, что при таких обстоятельствах. Она бы с удовольствием проехалась в Киев, своими глазами увидеть, как жили люди в то время, о котором она знает только из уроков истории.

А еще Маша подумала, что Зона в ней что-то изменила. Исчезла наивная глупая девочка, появилась… нет, не опытная и мудрая женщина — она все еще оставалась девчонкой, взбалмошной и непосредственной, но уже далеко не такой наивной, как прежде. Она научилась ценить дружбу, узнала, насколько бесконечно глубокими могут быть человеческая глупость, подлость и трусость. Она перестала смотреть на мир через призму детских фантазий и научилась принимать важные решения. А еще она здесь нашла друзей. Настоящих. Мотя, Сюр, Боцман, Федя с Петей и, конечно же, Транец. Неважно, что он погиб, она не видела его смерти, а значит, он не умер. Просто бродит где-то по Зоне, собирает артефакты, отбивается от мутантов и заигрывает с официантками в баре. И Дима — милый влюбленный Семеныч, бросившийся за ней в Зону, помогавший ей и оберегавший ее, ничего не требовавший взамен и довольствующийся просто самим фактом пребывания рядом с ней. Всего за неделю ей повезло обрести то, чего многие не могут добиться и за всю жизнь. И сейчас Маша была счастлива. Настолько, насколько вообще может быть счастлива юная девушка.