Если, с другой стороны, мы находимся в поиске некой нормативной теории землепользования, тогда типовые модели фон Тюнена (и их собратья в теории размещения) представляют для нас интерес. Различия в продуктивности земли действительно существуют, издержки расстояния действительно играют свою роль, типы использования земель переплетены сложными способами, и абсолютный дефицит доступной земли может быть значим. Эти условия, вероятно, будут сохраняться при любом способе производства. Из этих условий следует концепция ренты как теневой цены, которая считает общественный выбор предрешенным, а рента в такой форме (которая на самом деле, конечно, необязательно должна взиматься) может помочь сформировать общественное отношение к использованию земли и пространства, а также помочь разработать общественно выгодные решения относительно землепользования, согласованные с целями общества. Возможно, парадоксальным образом, что неоклассические модели, которые в общем виде можно считать результатами совершенной и чистой конкуренции в капиталистической рыночной экономике обмена, могут стать основанием революционного движения по созданию социально эффективных и гуманных городских структур. Это лишь доказывает то, что сами по себе теории и модели не могут быть поддерживающими status quo, революционными или контрреволюционными (см. гл. 4). Теории и модели получают один из этих статусов, только если они применяются в социальной практике, либо формируя сознание людей в отношении к происходящим процессам, либо представляя им аналитическую рамку в качестве трамплина для действий.

Роберт Парк когда-то писал: «Города и особенно крупные мегаполисы современности… со всей их сложностью и искусственностью являются наиболее впечатляющими творениями человека, самыми удивительными рукотворными объектами. Поэтому мы должны воспринимать наши города… как мастерские цивилизации и в то же время как естественную среду обитания цивилизованного человека» (Park, 1952, 133).

Поскольку урбанизм и его материальное воплощение — город — так долго рассматривались как локусы самой цивилизации, неудивительно, что феномен урбанизма подвергался тщательному исследованию с разных точек зрения в разных культурах и исторических контекстах. Несмотря на скрупулезное препарирование (а возможно, благодаря ему), мы все еще тщетно пытаемся найти, как и коллега Парка Луис Вирт, общую «теорию урбанизма, которая бы представила имеющиеся знания о городе как социальной сущности в систематической форме» (Вирт, 2005, 111). Со времени, когда Вирт написал эту фразу, произошло только одно значимое изменение — теперь у нас в наличии горы работ по теории урбанизма. Эта литература содержит множество теоретических формулировок, некоторые из которых настолько узкие, что кажется просто невозможным встроить их в какую-либо общую теорию города, в то время как другие очевидным образом противоречат друг другу. Из обзора этой литературы можно сделать следующий вывод: вероятно, общую теорию урбанизма создать невозможно. Урбанизм — феномен слишком сложный, чтобы его можно было без особых усилий объяснить универсальной теорией. Теории, как и определения, произрастают из метафизических рассуждений и идеологии и зависят также от целей исследователя и характеристик исследуемого феномена. Кажется, для того, чтобы возникла общая теория урбанизма, у нас слишком много требующих защиты идеологических позиций, слишком много требующих углубленного изучения многообещающих предположений, слишком много исследователей и слишком много контекстов, в которых можно изучать городские феномены. В настоящий момент такая теория, возможно, принесла бы больше вреда, чем пользы: она могла бы привести к преждевременному оформлению идей относительно ряда феноменов, которые настолько сложны и неоднозначны, что мы едва только начинаем понимать их во всевозможных проявлениях.

Отсутствие общей теории не должно, однако, тормозить наше изучение сущностных качеств урбанизма, которые и делают города «мастерскими цивилизации». Объем доступной информации затрудняет исследование такого рода, однако нельзя сказать, что из литературы нельзя извлечь некоторые достаточно простые концепции, которые дают нам возможность проникнуть в глубины самого феномена урбанизма. Именно эту задачу я ставлю перед собой в предварительном исследовании, представленном в данном эссе.

Урбанизм может быть рассмотрен как особая форма или структурирование социального процесса. Этот процесс разворачивается в созданной человеком пространственно структурированной среде. Город, соответственно, может рассматриваться как вещественная, рукотворная среда — среда, которая сама является социальным продуктом. Общество может быть определено как «группа людей, обладающая общей самодостаточной системой действий и способная существовать дольше продолжительности жизни индивида, группа, пополняющаяся, по крайней мере частично, за счет полового размножения ее членов» (Fried, 1967, 8).

Условия самодостаточности и выживания требуют, чтобы группа обладала способом производства и способом социальной организации, которые обеспечивают успешное добывание, производство и распределение достаточного количества материальных благ и услуг. Индивидуальные действия поэтому должны согласовываться и сочетаться друг с другом так, чтобы давать шанс на выживание достаточного числа индивидов, гарантирующего выживание группы. Конкретные способы решения этой задачи различными обществами могут весьма разительно отличаться в деталях. Но, возможно, мы могли бы все же обобщить способы производства и сопутствующие им формы урбанизма (где бы они ни были представлены).

Концепция способа производства не самая простая для понимания. Она запутанна и кажется какой-то туманной и при этом очень важна в рассуждениях Маркса, хотя нигде полностью не проговаривается. Поэтому мы должны собрать это понятие по кусочкам. В предисловии к «К критике политической экономии» Маркс представляет то, что он называет «основополагающим принципом» всех своих исследований. Чтобы гарантировать выживание общества, люди вынуждены вступать «независимо от их воли» в социальные отношения друг с другом. Форма этих отношений должна «соответствовать» определенной стадии развития производительных сил. Маркс продолжает: «Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. He сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественно-научной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства — от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче — от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 6–7).