На следующий день, незадолго до захода солнца, Ренси предстал перед Ашшурбанипалом: у царя возникло желание, которое он потребовал немедленно воплотить в камне.

Ассирийский правитель отдыхал в садовой беседке, устроившись на ложе из слоновой кости, инкрустированном золотом, под сенью гранатовых деревьев, среди благоухающих кустов жасмина и роз. Напротив него сидела в кресле из эбенового дерева, поставив ноги на низенькую скамеечку, Ашшур-шаррат, главная жена царя и мать его первенца. На высоком столе, разделявшем их, стояли кувшины с вином и пивом, чаши и огромное блюдо с фруктами.

Позади них, удерживая мух на почтительном расстоянии, находились носильщики опахал.

– С помощью великих богов Ашшура, Бэла и Набу моя армия благополучно вернулась в Ниневию, – заговорил Ашшурбанапал торжественно и громко, как если бы выступал на военном параде. – Это была короткая война, которая закончилась моей несомненной и блестящей победой. Точно натиск бури я покрыл страну Элама целиком. Без счёта перебил врагов и их трупами, точно терновником и чертополохом, заполонил окрестности Суз, столицу эламитов. Я вступил в этот город и перерезал его жителей, как ягнят…

Царь прервался, чтобы отпить из чаши. Ренси молча ждал, когда он продолжит, и думал о том, что речь Ашшурбанипала была в точности такой, как тексты из летописей. Снова заговорив, царь подтвердил его мысли:

– Напрасно ты не взял с собой табличку, чтобы записать то, что я сейчас говорю, – с сердитым видом упрекнул он Ренси. Но затем снисходительно прибавил: – Впрочем, этим потом займутся мои придворные летописцы: запишут и перепишут сотни раз. А ты будешь тем временем готовить рисунки…

– Ещё один барельеф? – спросил Ренси, воспользовавшись паузой как разрешением сказать своё слово, и отмахнулся от кружившей у его уха мухи.

– Я раскрыл сокровищницы, в которых было нагромождено серебро и золото, богатства и драгоценности, собранные царями Элама, – продолжал Ашшурбанипал, не ответив на вопрос, – во время похода, длившегося всего пятьдесят дней, я превратил страну в пустыню. Поля я посыпал солью и засеял чертополохом…

В то время, как царь с хвастовством перечислял свои деяния, его жена с невозмутимым видом потягивала пиво из золотой соломинки. Её губы цвета розового коралла влажно блестели.

Бесчисленные слуги сновали туда-сюда, удовлетворяя все прихоти царя и слушая его восторженное повествование. При этом они оставались совершенно безучастными, лишь иногда насмешливые огоньки появлялись в их глазах.

Ренси догадывался, что было причиной этой скрытой насмешки.

В своих надписях Ашшурбанипал изображал себя не только заботливым государем и мудрецом, но также доблестным воином. Однако вопреки его летописям он не всегда принимал личное участие в военных походах. Вот и в этой войне с Эламом, победу в которой Ашшурбанипал приписывал себе одному, ассирийской армией командовали царские полководцы.

Ашшурбанипал с наслаждением сделал глоток вина и протянул руку к блюду с разрезанным арбузом, красными финиками и сочными фигами.

– Теумман, царь Элама, – неторопливо продолжил он немного погодя, – был разгромлен и убит. Вчера по моему приказу его отрубленная голова была выставлена у ниневийских ворот – как свидетельство мощи богов Ашшура и Иштар, моих господ. «Вас ждёт участь Элама, если вздумаете бунтовать», – таков смысл казней и пыток, что я учинил над моими врагами. И таковым будет назидание всем остальным, которое ты должен воплотить в камне.

Ренси слушал царя с почтительным видом, но всё же не сдержался и ударил себя по щеке – муха упала на траву.

– Сегодня я приказал доставить голову эламского царя в сад, – вёл дальше Ашшурбанипал, – чтобы ты мог запечатлеть его позорное поражение с помощью искусства…

Только теперь Ренси понял, отчего здесь было так много мух, проявлявших небывалую назойливость. Он проследил за жестом царя: на фиговом дереве висела отрубленная голова эламского правителя – и к горлу его подкатила тошнота.

Ренси понадобилось какое-то время, чтобы осмыслить услышанное.

– Владыка желает, чтобы я изваял… эту голову?

– Я желаю, чтобы ты в точности изваял всё, что ты здесь сейчас увидел. – Ашшурбанипал широким жестом захватил пространство вокруг себя: деревья, кусты, носильщиков опахал, слуг, стол с угощением, жену в кресле. А затем прибавил: – И, конечно же, голову моего поверженного врага21…

Как ни был Ренси ошеломлён пожеланием царя, он всё же счёл разумным сдержаться.

Ренси сидел в мастерской, которую ему дали для работ над новым барельефом и, взяв тонкую деревянную дощечку, снова набрасывал угольком недавнюю сцену в саду. Работа шла трудно; первые черновые наброски он сжёг. Чем больше он бился, тем сложнее и запутаннее выходили у него рисунки. Камень, заготовленный для будущего барельефа, лежал здесь же, молчаливый, неподвижный.

Вместо того, чтобы, не задумываясь, отобразить увиденное сначала с помощью кусочка угля, а потом молотка и резца, Ренси спрашивал себя:

«Какие чувства владели царём Элама в момент поражения? Страшила ли его близкая гибель? Испытывал ли он хоть малейшее презрение к ассирийцам, испугался ли он, когда увидел, как пала в сражении половина его армии, и гневался ли, увидев, как бежит с поля боя другая её половина?»

Пустые, бесполезные мысли, – Ренси сердился на себя из-за них, но никак не мог заставить свой уголёк сделать первые штрихи. Что достойно резца в отрубленной голове? Мёртвая, забрызганная кровью, чёрная безобразная голова не имеет отношения к искусству. Изображать её на первом плане нельзя ни в коем случае. Однако в глазах Ашшурбанипала эта ужасающая голова была частью его замысла: он хотел предстать перед зрителем как символ беспощадного воителя, как символ победы над врагами куда более могучими, чем Элам.

Ренси встал, прошёлся по мастерской, затем снова уселся и посмотрел на лежавшую в углу глыбу алебастра. Почему он, ваятель, оказался таким слепым, таким нерешительным? Он терзался и тратил время, приковав свои мысли к голове Теуммана, вместо того, чтобы сосредоточиться на изображении торжествующего победу над ним Ашшурбанипала.

«Жизнь человеческая коротка, и – царь ли, простой ли землепашец – тот и другой скоро будут забыты, но имя великого правителя, его деяния переживут века», – любил поучать ваятеля ассирийский владыка, для которого искусство было сведено к простому акту прославления.

Несколькими штрихами Ренси изобразил голову эламита среди листвы дерева, на котором она висела, позади носильщиков опахал, и принялся набрасывать фигуры царя и его жены.