Неожиданно за дверью мастерской послышались чьи-то шаги. Не успел Ренси спрятать черновики своей работы и подняться из-за стола, как к нему вошёл Илушума.

– Рад тебя видеть в своём убежище, – Ренси приветствовал жреца искренней улыбкой. – В последнее время мы оба были так заняты, что не нашли времени даже для короткой встречи. Как ты поживаешь?

Илушума пробормотал что-то вроде «неплохо, неплохо» и, взглянув на Ренси, вдруг принял серьёзный, даже обеспокоенный вид.

– Ренси, я жил под твоим покровительством всё время, пока мы оставались в Красной Горе, и питаю к тебе самые тёплые чувства.

– Я это знаю.

– Вот почему я хотел бы, чтобы ты постоянно бывал в моём дворце. Ты должен бывать у меня на званых обедах, находиться при мне в царских палатах, в моей свите, когда я иду по городу, направляясь служить молебен в храме Ашшура.

– Но зачем мне всё это делать? – Ренси, удивлённый, пожал плечами. Слова Илушумы, как и весь его вид, настораживали юношу.

– Я хочу показать придворным и всей Ниневии, что ты принадлежишь к самому близкому моему кругу. Когда все эти люди увидят, что ты мой постоянный спутник, они поймут, что ты находишься под моим покровительством. И, может, тогда они перестанут слушать Нехо.

– Нехо? – ещё сильнее удивился Ренси. Он вдруг поймал себя на мысли, что перестал думать о том, что здесь, в Ниневии, за десятки дней пути от Сиаиса, номарх может иметь какое-то влияние.

– Он не перестаёт поносить и клясть тебя, обвиняя в том, что ты вкрался в доверие владыки, чтобы потом нанести ему предательский удар в спину. Говорит, что ты лицемер и что, если бы у тебя была возможность, ты шпионил бы против Ассирии в интересах фараона Тахарки. И меня тревожит, что число твоих недругов под влиянием Нехо возрастает с каждым днём.

– Ты хочешь заступиться за меня?

– Не нападая на Нехо. Если ты станешь моим близким другом, номарх, не говоря уже о придворных, больше не скажут ни одного порочащего тебя слова.

Ренси вновь взглянул в тонкое, благородное лицо Илушумы; он снова, как когда-то в Красной Горе, почувствовал к ассирийцу дружеское расположение. Как и тогда в нём говорило чувство благодарности Илушуме за то, что тот хотел помочь ему, и он действительно нуждался в помощи.

– Но ведь мы и есть близкие друзья? – произнёс Ренси тихим голосом.

– Конечно! Только об этом должно узнать как можно больше людей, – с широкой улыбкой отозвался жрец.

Спустя несколько дней Ренси узнал, что Нехо, получив от царя ассирийцев военную и денежную поддержку, двинулся со своей армией на Египет. В набранные полки вступили те египтяне, которые попали в плен вместе с номархом, оказавшись теперь в одном стане с ассирийскими солдатами и чужеземными наёмниками. Обоз, который следовал за армией Нехо, увозил с собой свитки с переведёнными Ренси летописями ассирийских царей: их должны были обнародовать во всей обширной непокорной Стране фараонов.

Казалось, жизни и честному имени Ренси отныне больше ничего не угрожало, но тут случилась большая беда.

Ренси неожиданно получил срочное послание от Изигатар. Он бегом кинулся к знакомой калитке в стене; служанка встретила его и провела наверх, в покои придворной танцовщицы.

– Знаешь ли ты о несчастии, постигшем Илушуму? – сразу спросила Изигатар, бросившись навстречу Ренси.

Поскольку Ренси понятия не имел, что стряслось с его другом, девушка начала свой торопливый взволнованный рассказ. Оказалось, что Илушума был обвинён в шпионаже в пользу вавилонян, что доказательством его измены ассирийскому царю было перехваченное тайное донесение в Вавилон и что жрец схвачен и находится под стражей.

– Как это могло случиться? – спрашивал ошеломлённый Ренси. – Илушума – один из самых близких родственников владыки и самых преданных его друзей.

– До меня дошли только слухи. Одни говорят, что жрецы, окружающие Илушуму, ненавидят Ашшурбанипала, но благоволят к вавилонянам, а значит, и к Шамаш-шум-укину. Другие объясняют всё дело тем, что Илушума часто встречался с Арад-ити, читал и переводил ему шумерские сказания и обсуждал с ним богословские трактаты. И что с его помощью Илушума задумал ниспровергнуть Ашшурбанипала, чтобы его место на троне занял Шамаш-шум-укин.

– Илушума всего лишь жрец! – недоумевал Ренси; он не мог убедить себя в том, что его миролюбивый рассудительный друг стал участником заговора. – Неужто жрец способен в одиночку строить великие замыслы?

– Но жрецы способны пролезть куда надо, втереться в доверие…

– Я не верю в это, – твёрдо сказал Ренси. – Но ведь можно же у кого-то дознаться истины?

Изигатар посмотрела на него проницательно и испытующе:

– Истина? Что ж, идём со мной, узнаешь истину.

Они спустились в сад, где, окружённая пышной растительностью, в кресле на возвышении восседала княжна Шеруа-этерат. Она держалась очень прямо, как полагается женщине её происхождения, но, несмотря на царственную сдержанность манер, в ней не чувствовалось высокомерия. По рассказам Изигатар, которая говорила о печалях и страданиях княжны, Ренси знал, что сестра царя воздвигла стену безразличия между собой и придворными. Единственным человеком, к которому она испытывала родственные чувства, оставался Шамаш-шум-укин.

– Илушума никогда не говорил тебе, что он – сын старшего брата царя? – спросила княжна, когда Ренси предстал перед ней, преклонив колено. – Того брата, который должен был унаследовать трон по закону первородства и которого отравили, чтобы правителем Ассирии стал Ашшурбанипал?

– Нет, не говорил. Я всегда считал его сыном одного из младших братьев владыки.

– Илушума готовил заговор с единственной целью – свергнуть Ашшурбанипала и занять ассирийский престол как истинный преемник своего отца. Он хотел добиться справедливости – и ради этого был готов рискнуть своей головой…

Теперь Ренси знал истину – и она не имела ничего общего с вавилонянами или с начальником дворца, благоволившим к их царю. Всё дело было в самом Илушуме.

– Его казнят? – спросил он, подняв глаза на княжну, лицо которой скрывала густая вуаль.

– Несомненно. Ашшурбанипал не тот человек, который милует восставших против него подданных только потому, что они – одной с ним крови. И если тебе дорога твоя жизнь, поспеши убраться из Ниневии как можно скорее. Ибо тебе, как человеку из близкого окружения Илушумы, уготована такая мучительная казнь, какой я не пожелала бы своему худшему врагу.

Ренси понимал, что княжна говорит правду. Предугадать, кого и когда в ниневийском дворце ославят, а кого превознесут, было невозможно. Зато трагическая участь тех, против кого Ашшурбанипал обращал свой гнев, была хорошо известна.

– Я готов бежать хоть сейчас, – снова заговорил Ренси, и голос его прозвучал не слишком уверенно; на лбу у него проступил пот. – Только я не знаю, как это сделать. Однажды у меня уже была попытка покинуть дворец ночью, но стража узнала меня даже в неверном свете факелов…