После нескончаемой минуты мучительного молчания раздался тихий голос Изигатар:

– Кажется, я придумала, как перехитрить стражу и устроить побег.

– Пусть боги будут к вам милосердны, – напутственно отозвалась княжна и повелительным жестом приказала Ренси и танцовщице удалиться.

Долгое время живя среди ассирийцев, изучая их привычки и нравы, Ренси оставался верным своей культуре. Это касалось не только постоянства в манерах поведения, но также в одежде и уходе за телом. Основной мужской одеждой здесь была канди – рубашка с короткими рукавами, длина которой зависела от положения ассирийца в обществе. Чем выше чин и знатнее род, тем длиннее канди. Чем значительнее сановники, тем длиннее перевязи и тем больше бахромы на одежде. Знатные мужчины носили волосы, уложенные в сетку, или скалывали на затылке заколкой, связанной цветными лентами; иногда разобранные на прямой ряд волосы спадали на плечи, концы подворачивали в валик. Особой же гордостью каждого ассирийца была борода. Борода требовала тщательного ухода и высокого искусства цирюльников: её завивали в тугие трубчатые локоны, укладывали плотными рядами, иногда заплетали косички, умащивали ценными благовониями и украшали разноцветными шнурами.

Помимо дворцовых евнухов, безбородыми и бритоголовыми были жрецы некоторых культов, а также юноши, проходившие обряд посвящения во взрослую жизнь.

– Нам улыбаются боги, – сказала Изигатар, втаскивая Ренси в свои покои и явно радуясь своему замыслу. – Только ты обещай не противиться мне и не возмущаться. Если сделаешь всё, как я скажу, спасёшь себе жизнь – это первое. А второе – обретёшь, наконец, свободу, о которой столько мечтал.

Ренси, всецело доверившись ловкой и смекалистой девушке, согласился без колебаний.

Они торопились. Шествие юношей – сыновей сановников, в сопровождении оскопленных жрецов богини Иштар, пройдя по всем дворцовым галереям и лестницам, вскоре должно было появиться в парадном дворе. Людской поток – придворные вельможи, чиновники, их семьи и даже слуги – уже вытекал во двор и занимал его края, оставляя свободным подход к порталу. Все глядели на дверь, ожидая появления торжественной процессии. Пронзительно заныли рога, в головокружительным ритме загудели тимпаны.

Ренси был небрит, как это бывало, когда он всецело отдавался работе; синеватая щетина на подбородке и впалых щеках придавала ему вид отшельника. И всё же от этой щетины избавиться было быстрее, чем от ассирийской густой бороды, вздумай Ренси её отрастить. Острая бритва летала в руках Изигатар с волшебной лёгкостью, а Ренси, ощупывая рукой только что выбритую шелковистую поверхность щеки, в который раз удивлялся разнообразию талантов этой необычной девушки. Даже он не сумел бы побриться столь искусно. Затем Изигатар вытащила из огромной лари ворох одежды и, порывшись в нём, извлекла накидку, богато отделанную бахромой и каймой.

Обвязав накидку вокруг бёдер юноши, Изигатар надела ему на шею ожерелье из синих камней, натёрла его бритую наголо голову ароматными маслами, его глаза густо обвела сурьмой, накрасила веки, а на щёки наложила толстый слой белил.

– Нужно быть необычайно зорким, чтобы разглядеть в принаряженном жреце богини Иштар египетского ваятеля, – довольная своей работой, заключила она, придирчивым взглядом окидывая Ренси с головы до ног.

На мгновение девушка прижалась к его обнажённой груди, блестящей от сандалового масла, и её жаркий страстный поцелуй заставил Ренси задрожать всем телом. Как жаль, что сейчас у них не было времени!

– Что бы ни случилось, знай: ты был для меня больше, чем мужчина, с которым я делила ложе, – с непривычно серьёзным лицом сказала Изигатар, и голос её дрогнул.

Затем она схватила Ренси за руку и увлекла его за собой по лестнице, которая спускалась к парадному двору. Там было полно людей, которые стояли, не двигаясь с места, непроходимой стеной. Непрерывный гул толпы заглушался музыкой. Тимпаны стучали, переполняя сердце волнением. От курильниц поднимались ароматные дымки, колеблемые ветерком.

– Как только вольёшься в процессию, в точности делай всё, что будут делать жрецы: подражай их телодвижениям, повторяй их выкрики, кривляйся как они. Помни: если кто-нибудь заметит, что ты недостаточно самозабвенно участвуешь в радении, это может стоить тебе жизни, – предупредила девушка Ренси. И, отпустив его руку, прибавила: – Встречаемся у Двойных ворот…

Изигатар повернулась, чтобы уйти, но теперь уже Ренси схватил её за локоть:

– Встречаемся? – переспросил он, заглядывая девушке в лицо. – Разве ты бежишь из дворца вместе со мной?

– Милый, мы же были любовниками, – с укором – как недогадливому ребёнку – напомнила ему Изигатар. – А слуги во дворце так болтливы…

После этого она вырвалась и упорхнула от Ренси, словно птичка – лёгкая, пёстрая, чудесная…

Громче зазвучали кроталы и кимвалы, загремели тамбурины; раздались неистовые крики. В парадный двор вступила торжественная процессия.

Толпа встречала рукоплесканиями шедших среди жрецов юношей. Левая часть туловища каждого из них была покрыта мужскими одеждами, правая – женскими, а голова украшена разноцветным убором. Кургара, верховный служитель Иштар, вооружённый любимыми богиней кинжалом и ножом, возглавлял шествие гордо бряцающих теми же видами холодного оружия сагурсаг – вступающих во взрослую жизнь новобранцев. За ними следовали пляшущие и завывающие скопцы. С накрашенными лицами, надушенные и наряженные, как женщины, они походили на них, но скакали и кривлялись, будто стадо взбесившихся обезьян.

Ренси пробирался к ним сквозь толпу. Когда же он оказался среди них, его сразу увлекло в вихрь этого, казавшегося бессмысленным и диким, ликования. Скопцы испускали возгласы, похожие на крики птиц, извивались, как змеи, выкатывали глаза, сопели и стонали. Необъяснимое мистическое сладострастие наполняло тяжёлый воздух.

Ренси казалось, что он теряет свой облик в бешеной скачке и объявшем его непонятном восторге. Как будто, подражая жрецам, он вдруг стал одним из них. В какой-то миг Ренси, точно кто-то окликнул его, поднял голову – процессия миновала портал – над ним была арка, увитая гирляндами цветов. Ещё немного – и царский дворец останется позади.

Сердце в груди бешено заколотилось в предчувствии близкой свободы, и в этот миг один из скопцов неожиданно схватил Ренси цепкой рукой.

– Ты мужчина или скопец? – спросил он, злобно ощерив зубы.

Растерявшийся Ренси невольно попятился. Скопец, уловив его страх быть разоблачённым, осклабился ещё больше и уже повернул голову, чтобы позвать кого-нибудь, как вдруг Ренси схватил его за плечо и рывком пригнул к своим коленям. Удар, сильный, яростный, пришёлся скопцу в лицо – кулак Ренси поломал ему нос. Грохот тимпанов и вой толпы заглушили полный боли крик.

Ренси со всех ног помчался прочь, расталкивая стоявших на его пути. Тяжёлое ожерелье болталось у него на груди, острые края синих камней царапали кожу. Пот струился по лицу, размывал белила на гладких щеках. Опьяневшие от весёлого возбуждения прохожие с восторженным любопытством таращили на него глаза.