Вот именно – почему?! Он явился из ниоткуда, явился в тусамую минуту, когда казалось, что Тине приходит конец и настает-таки времяответить за те смерти, которые случились по ее вине – пусть и вопреки ее воле.Он просто… возник – и вернул Тину к жизни, не спросив у нее разрешения. Вотгрех-то, а? Разве не оскорбительно, что она оказалась не центром Вселенной, атак… мимолетным осколочком астероида, чье беспорядочное движение на мигпересеклось с орбитой настоящей планеты и подчинилось ее притяжению?

А ты взгляни на ситуацию с другой стороны, дорогая. Подумай,охота ли этому человеку, у которого какие-то свои проблемы, тратить время исилы на докучливую, истеричную спутницу? Ведь не похож Георгий на веселогопутешественника! Явно ведь скрывается от кого-то, более того: возможно, речьидет о жизни и смерти. Вот именно: о жизни и смерти, это видно по всему, хотябы по его взгляду, устремленному в какие-то неведомые Тине дали. А если так,если его обременяют такие проблемы, не захочет ли он в один прекрасный деньизбавиться от ноши, которую сам же на себя взвалил? Не исчезнет ли он из жизниТины столь же внезапно, как ворвался в нее? И снова она поплывет в одиночествепо бурной реке своей судьбы…

Тина опустила голову, чуть ли не со страхом прислушиваясь кшорохам за дверью. Ну вот… Опять то же ощущение, которое пронзило ее ваэропорту в Артеме. Только тогда она была слишком напугана и измучена, чтобыправильно истолковать его.

Страшно не просто остаться одной. Страшно остаться без него.

Вот так как-то получилось…

Послышался негромкий стук, и дверь приоткрылась:

– Ты готова? Можем идти?

Они, впрочем, больше ездили, чем ходили. Тина совершенноизмаялась, выбирая момент поудобнее – сказать Георгию о своей благодарности, апотом, может быть, предложить ему помощь. Ужасно хотелось, чтобы рухнули этинезримые стены, которыми он, чудилось, отгородился от нее. Однако Георгий всеглубже погружался в молчание, и на лице его застыло такое задумчиво-отчужденноевыражение, что Тина не осмеливалась слова сказать.

В молчании, прерванном двумя-тремя словами, пообедали они вкаком-то бистро на Елисейских Полях. Чтобы не чувствовать себя чем-то вродекосточек от рыбы, которые Георгий вилкой сдвинул на край тарелки, она изо всехсил пыталась получать удовольствие от еды, от Парижа, в конце концов! Но унезнакомой рыбешки против жареной кеты или, к примеру, карася в сметане не былоникаких шансов. Париж тоже… как-то так… не блистал.

После обеда поехали к Триумфальной арке и Эйфелевой башне.Зачем ездили – Тина не поняла. Отметиться в самых «туристических» точках, чтоли? Следующая «отметка» состоялась в Лувре.

К стеклянной пирамиде входа тянулась длиннейшая очередь, иТина вдруг почувствовала смертную тоску оттого, что Георгий встанет сейчас вэту очередь, а потом они спустятся вниз, в кассы, и побредут по залам великогодворца-музея…

Не то чтобы она испытывала такое отвращение к искусствувообще, а к луврскому собранию – в частности. Конечно, Музей имени Пушкинаближе сердцу, что и говорить, но это еще не повод… Но этот дворец… Слишком ужчужим он казался. Даже Людовик ХIV, восседавший на задумчивом коне, казалось,смотрит как-то ехидно, словно суля всевозможные беды.

…Юные нахимовцы тебе шлют привет!

В мире нет другой

Родины такой,

Пусть нас озаряет, словно утренний свет,

Знамя твоих побед!

Тина вздрогнула, обернулась.

Возле монумента стоял невысокий человечек в бескозырке, вклешах и фланельке. В вырезе, конечно, маячила «морская душа». Бляха ремнясверкала на солнце.

Простор голубой,

Земля за кормой,

Гордо реет над нами

Флаг отчизны родной!

Туристы, стайками слетавшиеся к ногам Короля-Солнце,поглядывали не то с восхищением, не то с возмущением на эту диковинную фигуру.Однако ажан,[2] переминавшийся с пятки на носок неподалеку, только хмыкнул:

– Эй, Рок, тэ туа!

– Сам заткнись! – огрызнулся певец.

Ажан c солидным видом кивнул, выражая полное удовлетворение,и больше уже никак не реагировал на певца. Туристы же мгновенно смирились: еслиразрешено, значит, необходимо!

Ловким движением моряк сорвал с головы бескозырку, заорал:

– Раскошельтесь, бывшие товарищи! Помогите до Россиидобраться! Посудину арестовали в Марселе, команда подалась кто куда. Собираю набилет до дому, до хаты!

Тина поджала губы. Этот «юный нахимовец» врал как сивыймерин. Да, конечно, российские суда арестовывают в иностранных портах,арестовывают все, кому не лень, от греков до норвежцев, это общеизвестно.Однако, даже на непрофессиональный Тинин взгляд, «мореман» отстал от временилет на двадцать. Да и в ту пору моряки торгового флота в такой форме не ходили.

«Русский герой» – вьется надпись на ленточках… Скажите,пожалуйста! Дяденька купил этот прикид вместе с потускневшей медалью «Заотвагу», чтобы выглядеть поэффектнее. Ничего не скажешь, колоритная фигура,хоть и ростом метр с кепкой, вернее, с бескозыркой, и высох, будто корюшка насолнце, и лицо… мертвое лицо. Глаза-то яркие, бирюзовые, но жизни в них нет.Устал сто раз на день повторять одно и то же? Наверняка есть у него ифранцузский вариант. Что-нибудь вроде: «Мосье, же не манж па сис жур» – или кактам у классиков?

Тина фыркнула. Однако и без французского эта форма, этотголос и эта легенда неплохо питали бедолагу. Вот один турист достает кошель, другой,третий. Бог ты мой! Да ведь это все свои, родимые, русаки: частью «новые»,частью не очень. Подают соотечественнику очень даже охотно. Если так и дальшепойдет, за месяц он уж точно наберет на билет. Только вопрос: так ли уж хочетсяему возвращаться на обломки великой империи? Не лучше ли тут, в сердцепрекрасной Франции? Мужичок снова заорал:

Вперед мы идем

И с пути не свернем,

Потому что мы Сталина имя

В сердцах своих несем!

– Старая редакция, – пробормотал Георгий, подходя к Тине ипряча в карман чуть полегчавший бумажник. Значит, тоже не остался равнодушным кочарованию «юного нахимовца»? – Потом пели про «партии имя». Ну что, поехалидальше?

Она кивнула, так и не спросив: дальше – это куда? Ничего,сама увидит, надо полагать.