и насилия не укладывалась в ее представление о стиле преступника.

– Что думаешь? – подойдя к ней, спросил Белакур.

– Не вижу во всем этом смысла.

– Согласен, – ответил Белакур, разгладив усы. – Похоже на работу подражателя.

– На чердаке камер не обнаружили?

– Пока нет, но посмотрим.

– Нужно привлечь графолога – проанализировать писанину на стенах и на лбу жертвы. Если найдем камеры и почерк совпадет – будем точно знать, что это снова он.

– Я вот не пойму… – произнес Белакур. – Парень отрезает пальцы жертве садовыми ножницами. Если это Анархист, почему орудует так небрежно? Совсем слетел с катушек?

Васкес склонилась над телом и посмотрела в глаза Лиз Хэмилтон.

– Если в доме и правда был Анархист, то у него явно обострение. Он станет еще опаснее. У меня плохое предчувствие: прольется еще немало крови, прежде чем мы его возьмем.

76

Маркус откинул голову на подголовник кресла «краун‐виктории» и тихо заворчал. Домик Лиз Хэмилтон был маленьким и довольно старым, однако вполне ухоженным. На другой стороне улицы, похоже, располагалось муниципальное жилье. Полиция огородила периметр, и жильцы высыпали наружу в поисках лучшего обзора. Сборище напомнило Маркусу мрачную уличную вечеринку. Зеваки видели то же самое, что и Маркус, то есть практически ничего. Совершено новое преступление, в доме лежит труп женщины, и лишь собственная глупость не дала Маркусу осмотреть дом лично. Он не знал, как среагирует Белакур, обнаружив, что Маркус до сих пор в городе, а лишние сложности создали бы дополнительные проблемы. Маркус не мог позволить себе провести еще одну ночь в камере. Он не привык полагаться на оценки других людей, однако теперь приходилось довериться мнению Васкес.

Кое‐что упорно не давало покоя. В голове крутились слова Акермана, которые тот произнес утром. Сказал ли убийца правду? Действительно ли была причина, по которой Маркуса вербовали именно на деле Акермана? Директор лгал много раз, умышленно скрывая некоторые факты.

Маркус схватил телефон и набрал номер Эмили Морган. Она ответила после шестого гудка – заспанным голосом.

– Простите, если разбудил.

– Не извиняйся, это моя работа. Что случилось?

– Эмили, вы знаете обо мне что‐то, о чем я сам не имею представления?

– Не поняла, о чем ты.

– Вы видели мое досье?

В трубке воцарилась тишина, потом Эмили сказала:

– У меня нет доступа. Допуск к досье персонала имеет только Директор. Я просила, но он не разрешил.

Маркус снова вспомнил, что говорил Акерман: Я тебе когда‐нибудь врал, Маркус? Я единственный, кого ты не можешь обвинить во лжи…

– Как же вы оказываете нам психологическую помощь, если не знаете нашего прошлого?

– Я задавала тот же вопрос, однако Директор считает, что мне положено знать лишь то, что вы доверяете мне лично.

– Как быть с теми фактами, о которых мы сами не догадываемся? – спросил Маркус.

– Например?

– Акерман сказал, что мы с ним связаны, что есть причина, по которой именно его дело выбрали для моей вербовки. Директор же об этом умолчал.

– Что думаешь сам?

– На наших сеансах – вы еще помогали мне вспомнить ту ночь, когда погибли родители, – я все время слышал голос из темноты. Он успокаивал меня, пока родители кричали внизу.

Эмили снова зевнула, и Маркус вспомнил, что в Вашингтоне уже ночь.

– Мы с тобой говорили об этом. Многие исследователи называют такое явление «эффектом ангела». Считается, что подсознание рождает подобные утешающие голоса или образы, когда люди переживают психологическую травму. Таким образом наш мозг адаптируется к ситуации. – Поколебавшись, Эмили продолжила: – К тому же я верю в Бога и в ангелов, поэтому не удивлюсь, если у тебя действительно имеется ангел‐хранитель, который наблюдает за тобой по ночам.

– Возможно, вы правы.

Эмили хотела что‐то добавить, однако Маркусу поступил новый звонок, от Мэгги.

– Извините, мне пора. Позвоню завтра.

Он принял вызов от Мэгги и тут же спросил:

– Что случилось?

Мэгги прерывисто дышала в трубку. Ее голос ощутимо дрожал, и в нем зазвучали нотки страха.

– Мне только что звонил Акерман.

Маркус дернулся на сиденье. Убийца еще ни разу не впутывал в свои игры членов его команды.

– С тобой все в порядке?

– Со мной – да. Он просил срочно передать тебе сообщение. Сказал, что эта информация важна для расследования, и потребовал, чтобы ты наконец ответил на его чертов звонок.

На дисплее тут же высветился неопознанный номер, точно Акерман подслушивал. Вспомни о черте…

– Он как раз звонит.

– Наберешь меня потом?

На этот раз Маркус принял вызов, сразу сказав в трубку:

– Мне твоя помощь не нужна!

– Это как посмотреть, – засмеялся Акерман. – Выходит, тебе не интересно, что я узнал у нашего друга Кроули?

Маркус вцепился в телефон, заскрежетав зубами. Он действительно не желал помощи от убийцы, однако на кону стояла жизнь невинных людей. Маркус на секунду задумался: если он принимает информацию от Акермана, значит, закрывает глаза на те методы, которыми она добыта?

– Ты слушаешь?

– Что ты сделал с Кроули?

– Не стоит о нем беспокоиться. Ты знаешь, что он был педофилом?

Маркус невольно отметил, что Акерман говорит о Кроули в прошедшем времени.

– Он мертв?

– На твоем месте я бы больше думал об Анархисте и о том, как спасти бедных невинных женщин. К черту Кроули!

Маркус сомкнул веки и представил себе чудовище, в которое ему суждено превратиться. Были времена, когда он не задумываясь выбрал бы путь высокой морали, когда некоторые ценности ставил для себя превыше всего. Когда‐то мир казался черно‐белым, разделенным на добро и зло. Теперь же все стало серым, холодным, границы между хорошими и плохими поступками размылись.

– Что он рассказал?

77

Шоуфилд съехал на обочину дороги, проходящей по эстакаде над шоссе I‐80. Передние колеса уткнулись в бордюр, и машина остановилась. Во рту до сих пор стоял медный привкус крови. Он смешался с воспоминанием об аромате пихты в гостиной Лиз Хэмилтон, родив в мозгу странное сочетание ощущений. Накатила волна тошноты. Шоуфилд взглянул на пластиковую сумку на пассажирском сиденье, и под ложечкой закружился вихрь, который было не удержать внутри. Он распахнул дверцу, и его вырвало прямо на дорогу.

По автостраде во всех направлениях неслись машины. Сейчас бы спрыгнуть с эстакады… Если он не погибнет при падении, его наверняка задавит проезжающий мимо автомобиль. Шоуфилд отчетливо понял, что жизнь, о которой он мечтал, не состоится. Ему всегда легко давался анализ, вычисление переменных величин; странно, что не удалось спрогнозировать неизбежный исход. Он просто хотел стать настоящим главой семейства, а теперь своими действиями подверг родных людей роковой опасности. Ему необходимо оставаться сильным – только так он спасет семью.