— Се… семнадцать, — ответил Алеша. И, по своей привычке всегда говорить правду, поспешно добавил: — Скоро будет.

— Может быть, и будет. А может, и не будет, — сказала девушка. — В наше время мужчины долго не живут. Некоторым, правда, удается, но ты не из них. На тебе уже стоит помета.

Алеша, завороженный красотой девушки, не понимал ни слова из того, что она говорила.

— Какая помета? — машинально переспросил он.

— Смерти, какая. Я это в мужчинах сразу вижу.

— Откуда?

— Оттуда. Как тебя зовут?

Алеша улыбнулся.

— Алексей.

— Алеша, значит. — Улыбка девушки стала грустной. — Как Алешу Карамазова. И такой же херувимчик с виду. А хочешь я тебя поцелую, Алеша?

— Нет. Я, собственно…

— Брось. К чему стыдиться? Здесь же никого нет, и никто нас не увидит.

Алеша хотел возразить, что человеку необязателен свидетель, чтобы испытать стыд, но не успел. Девушка обхватила его щеки ладонями, слегка пригнула его голову и крепко, по-мужски, поцеловала в губы. Рот у нее был теплый, ароматный и влажный. Полы халата распахнулись от движения, в лицо Алеше повеяло запахом фруктового мыла, он весь затрепетал и потянулся к ней, но девушка засмеялась и отпрянула.

— Ишь, какой горячий! Такой юный, а уже мужчина. — Она запахнула разошедшиеся полы халата и снова посмотрела на Алешу. Насмешливо улыбнулась. — Я слышала, вы поспорили с генералом. Это вы зря. Яков Александрович не любит, когда ему перечат.

— Я его не боюсь, — с вызовом сказал Алеша.

— И зря. Его следует бояться. Особенно такому нежному птенцу, как вы. — Увидев, как вспыхнули щеки Алеши, она с улыбкой добавила: — Впрочем, вы совсем не птенец. Целоваться, по крайней мере, уже умеете. Наверно, и с женщиной уже знались. У вас, гимназистов, это быстро случается. Ну, ступайте. Мне нужно одеться. И будьте осторожны в своих высказываниях. Ступайте, я сказала!

* * *

В вагон Алеша вернулся, слегка покачиваясь от пережитого потрясения. Он молча сел за стол, налил себе коньяку и молча выпил. Пирогов и Слащев о чем-то яростно беседовали, поэтому не обратили на него внимания. (Вернее сказать — генерал что-то яростно объяснял Пирогову, а тот с испуганной улыбкой на побелевших губах согласно кивал головой.)

— Яша, ты позволишь мне разбавить вашу компанию женским присутствием? — спросили вдруг от двери.

Слащев обернулся.

— А, это ты, моя радость! Скорей иди к нам! Вот, позволь тебе представить наших гостей. Этот вот — артист, итальянец. Он ни хрена не понимает по-русски, но зато посмотри, какие у него усы! Рядом с ним — храбрый помещик Пирогов. Я собираюсь взять его к себе в корпус в чине полковника! А этот вот — самый интересный экземпляр, бывший гимназист Алексей Берсенев.

Пирогов вскочил со стула и поцеловал девушке руку. Артист приподнялся и вежливо кивнул. Алеша тоже слегка привстал, бросил на девушку быстрый взгляд и улыбнулся. Девушка поздоровалась с артистом и Пироговым, однако взгляд ее в это время был направлен на Алешу.

— И чем же он интересен? — с улыбкой спросила она у Слащева.

— Кто? Гимназист? О! Видишь ли, дорогая, этот юноша — один из последних экземпляров вымирающего вида.

— Какого вида?

— Русских правдоискателей. С религиозно-мистическим уклоном, разумеется!

— С мистическим? — усмехнулась девушка. — Даже так?

— Представь себе, родная, полчаса назад он напророчил мне поражение от красных. Как тебе такой финт?

— Смелый мальчик.

— Еще какой смелый! Мне бы дюжину таких в корпус, и мы бы гнали краснопузых до Северного полюса без остановки. Кстати, ты забыла назвать нашим гостям свое имя. Позволь я это сделаю за тебя. Господа, вот эта девушка, которая стоит перед вами, зовется Нина. Это самое прекрасное создание на земле! И, между прочим, моя жена.

— Оч-чень приятно! — шаркнул под столом ногой Пирогов и снова хотел подняться, но тут лицо его оцепенело — он вдруг узнал в девушке недавнего смазливого офицера, которого Слащев по-простому называл Никитой.

— То есть это как же… — промямлил Пирогов.

— Что? Знакомое лицо? — Слащев засмеялся. — Поразил я вас? Нина выполняет роль моего личного ординарца. И не смотрите, что она женщина. Я за нее трех боевых офицеров отдам. Садись, милая, выпей с нами.

Девушка села на стул.

— Хороша, правда? — Слащев наклонился и поцеловал девушку в губы, затем повернулся к гостям. — Полгода назад на Акмонайских позициях я был ранен. Три пулеметные пули. Две в живот, одна в легкие. Село, в которое меня, полуживого, привезли, заняли красные. И быть бы мне сейчас адъютантом у сатаны, если бы не Нина. Она прискакала в село, взвалила меня на лошадь и догнала отряд. А потом несколько суток не отходила от моей постели, пока я сражался со смертью. Если я и победил тогда, то только благодаря ей. Теперь она моя жена.

— Прекрасная история! — восторженно воскликнул Пирогов, с подобострастным любопытством разглядывая девушку.

Слащев вновь усмехнулся.

— О да! История беззаветной, всепобеждающей любви. Не каждый мужчина может похвастаться чем-то подобным, правда?

— Правда, — кивнул Пирогов, не отводя глаз от девушки. — Следует признать, господин генерал-майор, что ваша жена — сущий ангел.

— Вы правы. Я до сих пор гадаю, чем заслужил такое счастье? Значит, я зачем-то понадобился Богу, раз Он послал ко мне своего ангела-хранителя. Это заставляет о многом задуматься, вы согласны?

— И на многое развязывает руки, — заметил Алеша.

Слащев уставился на Алешу блестящими, холодными глазами.

— То есть я хотел сказать, что…

— Я вас понял, — сказал Слащев с какой-то злой насмешливостью. — Вы наверняка слышали легенды о моей жестокости. Признаться, я и сам иногда думаю — откуда это во мне? Не то чтобы я жалел, наоборот, я рад, что во мне нашлись силы для подобных поступков. Но иногда, знаете, что-то вот тут… — Он слегка коснулся пальцами груди. — Но признайте, господа, что в том не моя вина. Мои действия вынужденные. Так сказать, ответный ход.

— Это самая удобная формула для оправдания жестокости, — вновь заметил Алеша, исподлобья поглядывая на Нину.

Слащев тряхнул головой:

— Отнюдь нет. Эта формула легко может успокоить разум, но не душу. Разум вообще легко поддается на уговоры. И чем логичнее доводы разума, тем упрямее и неподатливее становится душа.

Генерал-майор взял бутылку и разлил коньяк по стаканам. Поднял свой стакан и посмотрел сквозь коньяк на пламя свечей.

— Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, — проговорил он тихим, уставшим голосом. — Дом, развалившийся сам в себе, падет… Жаль, что эти идиоты не читают Библию. — Он покосился на Алешу и пьяно улыбнулся. — Вот я уже заговорил об общем доме. Право, господа, это закончится тем, что я поступлю на службу к краснопузым.