Растянувшись на непривычно узкой кровати, она почему-то стала вспоминать Леона, его лицо, глаза, голос, его слова и прикосновения. Он был никудышным мужчиной в жизни, однако в постели чаще всего ее устраивал. Здорово она его развела. Он до последнего ей верил. И раскусил Карину только перед самым концом.

Ей вспомнился отвратительный хруст ломаемых позвонков Леона. Она вскочила и побежала в тесный туалет, где можно было с трудом развернуться. Ее стошнило. Умытая и обессиленная, она вернулась в кровать и уставилась в потолок. Черт! За последними событиями она пропустила месячные. Их не было. Задержка составляла уже около двух недель. Похоже, залетела. Опять придется делать аборт. Уже четвертый по счету!

При мысли об этом Карина вспомнила Леонида без недавней грусти и сентиментальности. Скорее всего, это он подгадал со своей спермой. Вот же скотина! Мало было ему башку отрубить, нужно было еще кое-что.

Ей приснилось, что она гоняется за Леонидом по какой-то заброшенной стройке, а потом лупит его железным прутом по голове. Он плакал и убегал, но она не отставала. Она была ужасно зла на него, так зла, что была готова убивать снова и снова.

Проснувшись, Карина увидела в иллюминаторе желтые, красиво подрумяненные облачка. Было раннее утро, и ей захотелось наверх, пока парни спят. Несмотря на подозрения о беременности, в общем и целом настроение было хоть куда. Еще день-два, и у нее начнется новая жизнь. А ребенка можно родить, почему бы нет? Он станет ее пропуском в незнакомый мир. Не станут же выдворять одинокую мать из Испании, когда истечет срок ее визы? Пусть только попробуют, она их засудит! И это тоже может стать источником доходов. Как и шантаж нотариуса. За беременность Карины придется раскошелиться ему.

Строя смелые планы, Карина вышла на палубу и приблизилась к голове Леонида. Она была насажена на багор, снятый с противопожарного щита. Посмертная маска Леонида была чуть трагичной, но в общем умиротворенной и даже как будто счастливой. Словно он радовался собственной смерти. Разве такое возможно?

Карина подошла поближе. Теперь голова находилась на расстоянии вытянутой руки от нее, хотя вытягивать руку она не собиралась. Слипшиеся волосы, восковая кожа, стеклянные глаза. И этот человек еще недавно разговаривал с Кариной, целовал ее своими бледными губами? Фу, какая гадость.

Карина взялась за багор, намереваясь стряхнуть голову в воду, пока Саркис не видит. Она тяжелая, не всплывет. А брату Карина скажет, что не прикасалась к багру. Сейчас она избавится от мертвой головы и вернется к себе в каюту, а там ищи-свищи. Главное — не попадаться, а так все можно…

Багор был вставлен в отверстие фальшборта для стока воды. Диаметры дырки и рукояти совпадали, поэтому багор сидел прочно, пришлось хорошенько с ним повозиться. Вырвав наконец древко из отверстия, Карина ударила им об борт. Потребовалось повторить процедуру несколько раз, прежде чем голова плюхнулась в воду.

Стоя с багром в руках, Карина задумалась. А с этой штуковиной что делать? Тоже выбросить в море или вставить на место, как было? Да, пожалуй, это наилучший вариант. Она приготовилась осуществить задуманное, когда услышала шум за спиной.

Что-то похожее на плеск, но не внизу, у борта, а на палубе.

Карина развернулась.

Прямо перед ней, на расстоянии примерно пятнадцати шагов, стоял человек в снаряжении для подводного плавания. Маска была поднята, и она узнала в нем Антона Лагутина.

— Ну, здравствуй, — сказал он.

Карина ответного приветствия не произнесла. Не из принципа, не потому, что не хотела пожелать Лагутину здравствовать. У нее язык, что называется, прилип к небу. Она попыталась сглотнуть и не сумела.

Лагутин снял маску, избавился от акваланга с трубкой и ласт. Остался в длинных трусах, похожих на боксерские, опоясанный ремнем с двумя ножами по бокам. У него были жилистые руки, ребра арками проступали под кожей. Волос на теле почти не было. Он вытер лицо кистью руки и вытащил нож из ножен.

Вот когда Карина вновь обрела голос. Она завизжала так, что чайки бросились врассыпную от яхты.

— Жорес! Саркис! Пацаны! Сюда! Сюда!

Лагутин, морщась, направился к ней. Клинок торчал из его кулака. Он держал его не перед собой, а внизу, слегка отведя руку назад и приподняв острие. Карина направила на него острый конец багра, покрытый запекшейся кровью.

— Не подходи! — крикнула она.

Лагутин бросился на нее. Она сделала выпад багром. Он поймал древко и рванул на себя. Продолжая держать свое оружие, Карина невольно сделала шаг вперед и напоролась животом на нож. Ощущение было такое, будто внутренности сжали клещами.

— Даша умерла, — сказал Лагутин. — Та девушка, которую ты сбила, помнишь?

Карина замычала и подалась назад, стремясь сорваться со стального лезвия. Он позволил ей сделать это, а потом опять проткнул ее.

— Ты ее не пожалела, — сказал он. — И я тебя не пожалею.

Он вытащил нож и ударил.

Хватаясь за него, Карина стала сползать вниз. Лагутин оттолкнул ее и обернулся. На палубу один за другим выскакивали бандиты. Самый старший из них, худой и плешивый, держался за их спинами. Приземистый бородатый армянин угрожающе помахивал мясницким топором. Четверо остальных были вооружены как попало: ножами, палками, а один сорвал со стенда лопату. Как и следовало ожидать, стволами банда разжиться не успела.

Лагутин сунул нож в ножны, схватил багор и бросился на бородача. Топор взлетел вверх. Зазубренное острие багра вонзилось под мышку бородатого. Вместо того чтобы нанести удар, он неловко опустил топор, продолжая держать топорище обеими руками. Выхватив нож, Лагутин полоснул его по лицу, постаравшись задеть глаза.

Дальнейшее запомнилось ему плохо, потому что все происходило слишком быстро, чтобы фиксироваться мозгом. Лагутин нападал и отскакивал, колол и резал, получал удары и уворачивался. Он легко расправился с румяным парнем и кривоносым типом, размахивавшим лопатой, а с остальными пришлось повозиться дольше. Один, гнилозубый, в последний момент сделал попытку сбежать с палубы внутрь яхты, но был остановлен очень кстати подвернувшимся под руку топором. Его товарищ к этому времени уже лежал на носу яхты, возясь с собственными выпущенными кишками.

Крови было пролито очень много, и Лагутину не терпелось отмыться, но оставался еще последний бандит, плешивый, который, как нетрудно было догадаться, являлся главарем банды. Вместо того чтобы добить раненых, Лагутин отправился на поиски и нашел его на корме, где он крутил ручку для спуска шлюпки на воду.

— Ты кто? — спросил Лагутин. — Брат Карины? Пахан?

— Я Жорес, — заявил плешивый надменно. — Тебя за меня на ремни порежут.

— Я сам тебя на ремни порежу.

Чтобы слова не расходились с делом, Лагутин пустил в ход нож. Жорес никак не хотел умирать, то угрожал, то молил о пощаде. Лагутин испытал облегчение, когда покончил с ним.