Возвращался Эван в полнейшей растерянности. Конечно, он все рассказал отцу и Атону и, вновь услышав шепот, позвал их. Вот только в тот раз ничего не вышло. И на следующий — тоже. И если поначалу Эвану поверили, то потом надежда в глазах старших родственников сменилась тревожным пониманием: с младшим что-то не так. И вновь начались визиты к целителям, в доме появились различные снадобья, кои Эвану надлежало есть, пить и чуть ли в них не купаться.

Шепот исчез с уходом весны. И вернулся через год.

Тогда-то Эван и решил, что поймать убийцу брата и остановить новые преступления суждено именно ему. Одному, без помощников, которые лишь мешают в достижении цели.

А еще через год он впервые сбежал из дома. Правда, его до обидного быстро поймали, но решимости это не убавило, напротив, лишь укрепило. Эван налег на учебу, жадно поглощая знания и оттачивая теорию на практике. Стал лучшим в своем классе, и ему пророчили большие успехи в Академии чародейства, куда его с удовольствием готовы были взять хоть сейчас без всяких испытаний. Но вовсе не академия была целью Эвана. И он ее все-таки добился — удрал и от родителей, и, что важнее, от старшего брата, слывшего лучшим охотником на нежить и наверняка даже не помышлявшего о том, что будет вынужден разыскивать младшего чуть ли не по всему Арстону.

А вот поймать ту, что перевернула его жизнь с ног на голову, Эван так и не сумел. Хотя и оказался к ней намного ближе всех. Настолько близко, что до сих пор удивлялся, как жив остался.

Вновь уснуть не получилось. Как только его затягивала в свои тенета желанная дрема, как он вздрагивал всем телом, разрывая сонные путы. А ближе к полуночи во взбудораженный недостатком отдыха и навязчивыми воспоминаниями разум ворвался вкрадчивый шепот, который Эван уже успел возненавидеть всей душой.

Поиграй со мной. Поиграй…

Скрипнула, открываясь и вновь закрываясь, дверь, едва слышно провернулся ключ в замке, отрезая блаженную тишину комнаты от отголосков веселья. Повинуясь щелчку пальцев, зажглись светильники, озаряя скромную, но уютную обстановку. Светлые стены, забранное темно-бордовыми шторами окно, небольшой столик темного дерева перед ним, пара стульев и диван, обтянутые тканью в тон шторам.

— Вы хотели что-то сказать? — нарушил молчание Вальдер Грайвен, разглядывая стоящую напротив ведьму столь откровенно, что, будь возможность, я немедленно сбежала бы отсюда.

— А вы? — с несвойственными ранее нотками кокетства прозвучал мой голос.

— Простите? — растерялся лорд. От обычно сдержанной Эммы подобного он явно не ожидал.

— Я же вижу, как вы смотрите на меня, — продолжала та, что стала мной. — Мы взрослые люди, Вальдер. К чему эти недомолвки и никому не нужная скромность? Хватит ли у вас смелости открыто сказать, чего вы хотите?

Вместо ответа лорд порывисто шагнул вперед, прижал меня к себе. Губы обожгло поцелуем, но ничего похожего на ощущения, что переполняли душу и тело от прикосновений Атона, не было и в помине. Я забилась внутри себя самой, не в силах вырваться из двойного капкана, а потом задохнулась от острой чужой ненависти. И как я вообще когда-то могла допустить мысль, что чувства эти принадлежат мне? Сейчас они кружили вокруг, словно стая хищных птиц, а я отчаянно хваталась за реальность, чтобы не соскользнуть в наполненную тьмой бездну. Поцелуй меж тем все длился, и мои собственные руки с неожиданной силой рванули рубашку Вальдера, разрывая ткань, оставляя на его коже глубокие царапины. Он глухо застонал и отшатнулся… вернее, попытался. Та, что захватила мое тело, легко удержала его, превращая поцелуй в болезненный укус, — я явственно ощутила привкус крови на своих-чужих губах — и сама оттолкнула лорда. На ногах он не устоял, пошатнулся, тяжело опустился на пол, глядя на меня-не меня широко распахнутыми глазами, в которых отражалось непонимание вперемешку со страхом.

— Я ждала нашей встречи, — промурлыкала нечисть моим голосом. — Знаешь, для тех, других, все происходило быстро и почти безболезненно. Даже для Инара. — От этого имени сердце опалило гневом, а на языке стало горько. — С ним я ошиблась, но с тобой подобного не допущу. Тебя я буду убивать долго. Очень долго. — Глаза Вальдера, полные уже не растерянности, а ужаса, оказались совсем близко, и мой палец медленно скользнул по его окровавленным губам. — Я хочу, чтобы ты мучился. Хочу насладиться каждым твоим стоном, каждой мольбой оставить тебя в покое… или же прекратить наконец-то твои мучения. Хочу поймать твой последний вздох и посмотреть в остекленевшие глаза… Я мечтала об этом десять долгих лет. А ты, Вальдер Грайвен, хотя бы раз за эти долгие годы думал обо мне? Или даже имени моего не помнишь?

— В-вира, — хрипло выдохнул он, безвольной куклой сидя на полу и не пытаясь сопротивляться.

— Помнишь, — удивленно хмыкнула она, а я ощутила, что стала еще меньше, истончилась настолько, что меня уже почти не стало. И наконец смогла разграничить нас. Прозрачную, как воздух, себя и занявшую мое место Виру.

Игрунью, что столь упорно преследовал Эван. Девушку, что убила его старшего брата и теперь хочет убить дядю. Я продолжала чувствовать ее ярость и ненависть, но уже не так ярко, как прежде. Сейчас я наблюдала за всем со стороны. Ясно видела и бледного, дышащего через раз Вальдера, и себя, вернее, Виру, склонившуюся над ним со столь зловещим видом, что даже мне стало жутко. Было отчего. Я медленно исчезала, растворялась, словно кусок сахара в горячем чае, в то время как в моем теле хозяйничала призрачная убийца, чью совесть запятнала кровь не одного и даже не двух человек!

Она толкнула Вадьдера, и он упал на спину, все еще оглушенный — то ли нежданной встречей, то ли магией, чуждой, такой же горько-острой, как и ненависть этой девушки. Вира обошла замершего мужчину по кругу, напевая незнакомый мотив, резко наклонилась и сорвала со своей жертвы остатки рубашки, обнажая расцарапанную грудь. Провела, пока что едва касаясь, ногтями по коже, там, где в бешеном ритме билось сердце, и предвкушающе зажмурилась. Я все еще ощущала ее эмоции, и от них нещадно мутило, настойчиво подталкивая во тьму. Но я держалась, потому как откуда-то прекрасно знала: если сдамся, уже не очнусь.

В следующий раз ногти оставили на коже различимый след. В третий — расцветили ее новыми ранами.

— Умоляю… — одними губами выдохнул Вальдер, опутанный чуждой магией так, что и шевельнуться не мог.

— Умоляешь, — протянул Вира. — Да, это так сладко… Я ведь тоже умоляла. Помнишь?

Ногти легко погрузились в плоть, сорвав с искусанных губ Вальдера полный муки стон.

— Тсс, не все так страшно, ну что ты, — ласково пропела она. — Я скажу тебе то же, что сказала Инару, когда он понял, что пощады не будет, и проклял меня: я знаю, что такое вечные муки. Ты счастливчик. Тебе они не грозят.

Если бы я могла, закричала бы. Я помнила эти слова, помнила отчетливо, будто сама их произнесла. Первый кошмар, приснившийся в доме Дары. Сон, где в моих руках оказалось все еще живое сердце… И полные ужаса и боли синие глаза, так похожие на глаза Атона, тоже помнила. Так, значит, то был не сон вовсе, а воспоминание. Воспоминание чужой души, уже тогда дремлющей в моем теле.