Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шокированный такой переменой, я позабыл о том, что собирался обсудить с ним кошку, и принялся листать его стену. Сперва шел длинный список поздравлений с Новым годом, оформленных в виде пошлейших открыток. Их оставляли в основном девушки, как я понял – Юрины коллеги. Затем, судя по датам, около месяца никто ничего ему не писал. Затем неожиданно пошли короткие записи, также не его, но на этот раз никак не оформленные, без картинок, эмоджи и блестящих стразов. «Поправляйся». «Выздоравливай, Юра».
Нахмурившись, я пролистал его страницу вверх. В сети он не был как раз с ноября. Я снова прокрутил стену вниз и наконец натолкнулся на сообщение двухмесячной давности, написанное им самим: «Друзья! Простите, если мое поведение в последнее время кого-то из вас обидело или напугало. Сейчас мы уже выяснили, что я болен. Надеюсь, я вернусь к вам, когда мне станет лучше. Простите еще раз!»
Чем это таким болен Юрка? И почему тетя Люба не сказала мне ни слова об этом? Так хоть становилось понятно, зачем ей пристраивать кошку, но ведь могла бы честно рассказать… Впрочем, на этот счет я не сильно обольщался. Такие, как тетя Люба, скорее откусят себе язык, чем признаются, что у них проблемы.
Я вернулся к чтению. Предыдущих записей было немного, и все они были сделаны моим двоюродным братом.
«СРАБОТАЛО»
«Пошли вы»
«НЕНАВИСТЬ»
«Простите, я устал»
«Теперь я не знаю, был ли прав»
«Завтра все будет ясно»
«Я не оставлю это так»
Но не этот набор бессвязных фраз заставил волосы у меня на голове зашевелиться. За несколько недель до обещания не оставлять неведомое «это», летом прошедшего года, Юра написал:
«Спасибо, что ты была со мной, пушистая подруга. Спи спокойно. 2005–2017».
К сообщению была прикреплена фотография Шишки.
Первым делом я отправился на кухню и обошел вокруг обеденного стола несколько кругов, до боли сжав щеки пальцами. Сердце бухало под горлом, было тяжело дышать. Кончики пальцев опять онемели. Спасало только то, что после поисков шерсти в квартире остался гореть весь свет. Если бы я прочел это сообщение в темноте – наверное, умер бы от разрыва сердца. За два года, что я почти не выходил из квартиры, моя тревожность лишь усилилась.
Когда мне удалось взять под контроль нервы, я утащил ноутбук из комнаты и еще раз посмотрел на фото в социальной сети. В конце концов, мало ли на свете кошек? До боли напрягая глаза, я вглядывался в изображение на экране, тщательно запоминая форму носа, цвет глаз, длину усов, узор на шерсти… Животное было чертовски похоже на Шишку, но я уже не мог бы поклясться, что это именно она. Вдруг я зря так сильно накрутил себя?
Крадучись, стараясь производить как можно меньше шума, я направился в комнату. Осторожно заглянув в проем двери, увидел, что Шишка спит, свернувшись клубком. Со спины она напоминала неумело набитое чучело.
– Шишка? – позвал я. – Ши-и-ишка…
Кошка не среагировала. Мне захотелось оставить все как есть, просто уйти на кухню и заварить чай, предварительно закрыв окно браузера. Но…
– Шишка… – еще раз окликнул я, и мой голос упал до шепота.
Облизнув губы, я направился к кровати. Осторожно, не позволяя себе торопиться. Надеясь, что животное не услышит мое хриплое дыхание. И не почувствует мой страх. Замерев рядом с кроватью, я наблюдал, как вздымается и опадает бок зверя. Шишка дышит. Если она умерла, то не дышала бы, верно? Верно. И не ходила бы. Не мяукала. Она бы либо гнила под землей, либо была бы кремирована в ветеринарке.
Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Это же всего лишь кошка. Ничего страшного. Вытерев ладонь о футболку, я протянул руку к ее спине. Сейчас я поглажу Шишку, и она обернется. Я посмотрю на ее мордочку и пойму, что на фото другая кошка…
– Мур?
Шишка подняла голову, когда моя рука была всего в паре миллиметров от ее шерстки. Она повернулась и вопросительно посмотрела поверх ладони.
– Мр-р-р? – повторила она.
И только тут я разглядел. Глаза Шишки не реагировали на свет. Ее зрачки застыли, расширившись до предела. Но даже на это я бы закрыл глаза, если бы на фото было другое животное. Однако сомнений не оставалось: в моей комнате, на моей подушке лежала именно та кошка, с которой около полугода назад так трогательно прощался мой двоюродный брат. Шишка, его пушистая подруга.
Я замер, обливаясь холодным потом. Шишка, взгляд которой из вопросительного превратился в насмешливый, приблизила морду к протянутой руке и задумчиво ее понюхала. Я мелко задрожал, но побоялся отодвинуться. Кошка потерлась о мою ладонь широким лбом, напрашиваясь на почесывание, и пальцы непроизвольно согнулись, касаясь ногтями ее обтянутого кожей черепа. Она была теплой и очень мягкой на ощупь. Вполне нормальной, если не обращать внимания на то, как плоть немного расходилась в стороны, когда я надавливал на нее. Как будто под тонкой кожей был слой желе. Или это мне показалось на нервной почве?..
Шишка содрогнулась и выдавила из себя скрипучее мурлыканье. И несмотря на весь ужас, я вновь почувствовал жалость. Немного расслабившись, я почесал ее смелее, проведя ногтями дальше по пушистой спине. Кошка выгнулась дугой от этого прикосновения и повалилась на спину, подставляя пушистый живот.
Я посмотрел на нее с подозрением:
– Живот тебе почесать? Уверена?
Кошка шевельнула лапами в воздухе.
– Мр.
– Хорошо, только чур не царапаться…
Кончики моих пальцев скользнули по ее ребрам, осторожно почесывая. Шишка продолжала мурлыкать, блаженно прикрыв глаза. Она не дернулась, даже когда мои ногти, скользившие по ее животу вверх и вниз, наткнулись под густым мехом на грубый шов, сделанный суровыми нитками.
Второй раз я звонил тетке с лестничной клетки. Словно боялся, что Шишка подслушает. Тетя Люба вновь взяла трубку быстро, как будто ждала звонка.
– Алло! – крикнула она.
Я глубоко вздохнул и ответил, стараясь говорить спокойно и твердо:
– Добрый вечер.
Была уже четверть одиннадцатого, но за поздний звонок