– Не оставляю, не оставляю, – я с удивлением отметил, что мой голос не дрожит. – И дверь запираю. А чего, что говорят об этом?

– Говорят, какое-то животное крупное. У них там, знаешь, и бомжей на улице находят иногда… Ну, в общем, погибают они. Я и не думала, что это везде теперь будет происходить.

Мы еще некоторое время обсуждали эту новость. Через каждую фразу она предлагала мне переехать обратно к ней с папой, но я это предложение мягко отклонял. А потом задал вопрос, к которому хотел подвести беседу, едва услышал о нескольких случаях нападения дикого животного.

– Кстати, о переездах. Тетя Люба там пристроила Маринку-то?

Маринка – моя двоюродная сестра, дочь тети Любы. Такая же хабалистая и тупоголовая. И претендовавшая на квартиру моего деда, мотивируя это тем, что у нее есть два ребенка от разных мужчин.

– Не, Маришка все на съеме. А что, решил ей жилье уступить?

Мама спросила вроде бы шутя, но в то же время настороженно. Вся эта ситуация с наследством испортила ей отношения с сестрой, и она, конечно же, была бы рада их улучшить. Но я расстроил ее, ответив со смешком.

– Только через мой труп, – и сразу же добавил, заканчивая разговор: – Ладно, я завтракать пойду, есть хочется что-то.

Распрощались мы довольно холодно. К тому моменту, когда я повесил трубку и положил мобильный в карман, Шишка уже сидела на столе передо мной.

– Ну, Шишка… – Я протянул ей руку. – Поломала ты своей бывшей хозяйке планы, а?

Кошка ткнулась широким лбом в мою ладонь и потерлась о нее.

– Скажи-ка… А не хочешь ли к ней в гости сходить? Ты же сможешь из подвала этот фокус с вентиляцией повторить?

– Мур, – коротко ответила Шишка.

Я улыбнулся. Похоже, скоро моя двоюродная сестра решит квартирный вопрос.

Александра Романова

Легенда о буром коте

Весна только начиналась, когда, вопреки морозам и бескормице, бродячая серая кошка разродилась в старом городском подвале, куда редко ступала нога человека. Укрывшись среди труб на груде тряпья, она произвела на свет трех детенышей, двое из которых ничем не отличались от любого другого котенка – слепые и глухие четвероногие гусенички, – а вот третий, маленький бурый котик, растерянно моргал не по возрасту приоткрытыми глазами. Перед ними все равно стояла тьма, но усталая мать обнюхала этого сына тщательнее прочих. Лишь затем, не найдя причин для беспокойства, она вылизала его и принялась согревать и кормить вместе с двумя другими.

В первые дни мало что затрагивало чувства котят: сытный аромат материнского молока затмевал запахи, которые сквозняк приносил с улицы и с лестницы их дома. Малыши спали, ненадолго пробуждались для отправления естественных потребностей и засыпали снова, незаметно для себя набираясь сил. Бурый котик каждый раз открывал свои бледно-голубые глаза и водил головой по сторонам, но потребовалось время, чтобы из подвального мрака проступили конкретные образы. Центром мироздания было большое пушистое существо, которое пахло пищей и заботой. Рядом копошились миниатюрные подобия мамы – один с яркими черными полосками, а другой с белым пятном на лбу. Всем им служила домом уютная тряпичная лежанка, приткнувшаяся к стене, а дальше, за изгибами труб, насколько хватало маленьких глаз котенка, раскинулось мрачное гулкое пространство, пределы которого знала только мама.

Иногда в дальнем, невидном Бурому конце подвала что-то происходило, принося волну необычных запахов, и мама-кошка отлучалась туда с радостным урчанием. Он вскоре заметил, что по пути она всегда делала крюк и обходила участок стены, который котенку никак не удавалось разглядеть. Причину такого поведения Бурый не понимал, да и его мать не смогла бы четко осознать, что именно побуждает ее держаться подальше. Но, по мере того как крепло зрение котенка, он с интересом поглядывал в ту сторону, пока однажды не обнаружил, что смотрит в сгусток тьмы, перекрывающий кусок стены и не пропускающий света. Этот сгусток не двигался, не издавал ни запахов, ни звуков. Он не был живым. Но и неживым его назвать было нельзя – где-то там, в глубине, ощущалась бодрствующая, настороженная воля, словно пока неголодный хищник изучал свое окружение.

Но больше котят ничто не беспокоило, никто не покушался на их тихое гнездо, и время шло своим чередом. За считаные недели братья набрались подвижности и любопытства. Теперь их тянуло обследовать родной подвал, и они успевали расползтись по ближним углам, прежде чем мама-кошка настигала их и уносила назад, на теплые мягкие тряпки. Малышей увлекало все подряд: хлопья штукатурки в пыли, лоскуты старой паутины, лужица из падающих с трубы капель. А Бурый, вопреки всякому здравому смыслу, задался целью поближе узнать таинственного темного соседа. И стоило матери в очередной раз отлучиться, он собрался с духом и, настолько уверенно, насколько позволяли подгибающиеся ноги, двинулся к цели.

Неведомое нечто вставало перед ним в полный рост, намного выше крохотного котенка. Оно было объемным, с основанием в форме неровной окружности на полу, но выше его очертания расплывались, ускользали от восприятия. Его словно окутывал плотный кокон, состоящий из теней глубже любой тени. И сложнее всего было отыскать границу, за которой кончался окружающий мир и начиналось то, что скрывалось по ту сторону. Нечто холодное и совсем не похожее на котят и их маму. Бурый замер, припав к полу, в страхе перед тем, что возвышалось прямо перед ним. Шерстка по всему его телу встала дыбом.

И тут на него бросился Пятнышко.

Брат не видел сгустка мрака и не понимал его значения. Он хотел играть и радовался, что смог застать Бурого врасплох. Бурый тотчас упал на спину, отмахиваясь от укусов и на считаные мгновения забыл о том, где они находятся. А затем Пятнышко неуклюже ударил его лапой и в попытке отпрыгнуть покатился прямо во тьму.

На долю секунды перед Бурым проступил бесцветный силуэт сидящего сгорбленного существа, сложившего перед собой длинные конечности, обмотанные тряпками. Котята еще не видели человека, а если бы и видели – то не узнали бы в этом пугале с серым пузырем вместо лица. Затем теневая оболочка всколыхнулась – и ее обитатель исчез. Остался только Пятнышко, растерянно застывший под ногами невидимой твари. Он пискнул и повел головой, как будто пытаясь понять, что делать. Лапки у него подкосились. Растянувшись на полу, Пятнышко вцепился в него когтями и панически замяукал. Вокруг его мордочки поднимались облачка пара. В ужасе Бурый зашипел и со