Я вошёл в студию. Стол с аппаратурой, пару кресел, гитара.

Во всём теле знакомо задёргались нервы, пальцы охватил приятный зуд, а в голове зазвучала ещё незнакомая мелодия.

Сперва тихо и осторожно, она набирала обороты с каждой секундой. Плюхаюсь в удобное кресло, подхватываю гитару, чтобы позволить ей вырваться наружу. Ставлю ногу на небольшую подставку, чтобы удобнее расположить инструмент. Обхватываю левой рукой гиф, а правой расслаблено касаюсь струн.

События дня калейдоскопом мелькают перед глазами, обращаясь в музыку.

Вот я стою посреди родительской квартиры, слышу их присутствие этажом ниже. Живот сводит спазм, а ноги наливаются свинцом. Мне словно снова пять лет, и я совсем один посреди хаоса…

Но к моей спине неожиданно прижимается она – моё спасение. Её тепло окутывает меня, просачивается под кожу, вживаясь в мягкие ткани. И узел в животе постепенно развязывается, а ком в горле рассыпается. Я сглатываю остатки, избавляясь от груза прошлого.

На следующей картинке я вновь замкнут, словно связан по рукам и ногам. Страх – вечный спутник, как бы я ни старался казаться бесчувственным. Моё сердце стучит слегка заторможено. Я сам заледенел.

Гараж – второй дом; место, в котором я впервые почувствовал себя в безопасности. Отсутствие всяких удобств, а зимой временами слишком холодно, но я был счастлив. В моих руках была гитара, а рядом ворчал Гай – этого было достаточно.

И вновь реакция Ульяны едва не сбила с ног. Теперь всякий раз, оказавшись в гараже, я буду вспоминать голубоглазую беловолосую принцессу, отдавшуюся мне на старом и грязном диване.

Матерь божья, это продрало меня до нутра. И мелодия, срывающаяся со струн, обнажает всё, что скрываю и подавляю.

Я закрываю глаза, дыхание учащается. Мои пальцы сами знают, что делать. Музыка не просто часть меня. Музыка – это я. Отпускаю себя, позволяя воспоминаниям взять верх.

Страх, боль, спасение, умиротворение, затем страсть, жажда, наслаждение…

Много маленьких торнадо смешались в едином водовороте.

Я не сопротивляюсь. Тепло волнами омывает тело. Мурашки покалывают.

– Что-то новое?

Вздрагиваю, отдёргивая правую руку от гитары, словно застигнутый на месте преступления. Поднимаю голову, резко выдыхаю.

Принцесса, переодетая в короткий шёлковый халатик, который я уже видел в ту ночную встречу на кухне. С распущенными волосами, спадающими на плечи, она прислонилась к дверному косяку.

Жадно прохожусь по ней взглядом, отмечая, какие длинные у неё ноги. Она неловко перешагнула с ноги на ногу. Босая. Смущённая. Жутко сексуальная в своей невинности.

– Да, – запоздало отвечаю, хрипнув, вспоминая её вопрос.

– Звучит потрясающе. – Она мягко улыбается. Мои губы сами вторят ей. – Сыграешь ещё что-нибудь?

– Что ты хочешь услышать?

Уля проходит в комнату, садится в кресло напротив. Она закусывает губу, задумываясь, а я сдерживаю порыв бросить к ней. Низ живота призывно заныл.

– Есть что-то, что я не слышала?

Удивлённо хлопаю ресницами. Теперь уже я поддеваю зубами нижнюю губу. Делаю глубокий вдох.

– Есть.

(Автор слушал ZippO – Ребёнок)

Пальцы возвращаются к инструменту. Так давно не играл эту мелодию, что, казалось, должен был забыть. Но стоит только коснуться первых аккордов, как музыка сама полилась, независимо от меня. Пальцы всё помнят. Голова же занята другим.

Я слежу за принцессой. Она прикрыла глаза, внимательно слушая. Её лицо сосредоточено, но тело то и дело подрагивает. Если приглядеться, то видно, как по обнажённым рукам пробегают мурашки, приподнимая крохотные светлые волоски.

Мелодия никуда не спешит, тихо перекатывается, протягивая тонкую ниточку между мной и принцессой. Я вижу, что музыка не оставляет её равнодушной. Она словно купается в гитарных переборах.

Я чувствую то же самое, когда играю. Словно попадаю в совершенно другой мир, где мелодичность решает всё. Мне не нужно кричать, смеяться, плакать. Любую эмоцию можно поместить в ноты. Всё, что я хочу сказать, я говорю своей музыкой.

Банальность. Но мне не нужно никому ничего доказывать.

Слова – прерогатива Гая. В мой замкнутый мир можно пробраться только через аккорды.

Когда последние звуки стихают. Мы молча впиваемся друг в друга взглядами. Минута. Две. Три. Я потерялся.

– Красиво, – её улыбка грустная, – и печально.

– Это первое, что я написал, выйдя из детского дома, – нехотя признаюсь, просто потому что не хочу сейчас об этом думать.

Я пережил это дерьмо. Воспоминания со временем истлеют, а затем развеются вместе с ветром.

– То есть не новая? Тогда почему ты не выпустил её?

Я убираю гитару, затем откидываюсь в кресле.

– Я не хочу, чтобы кто-то слышал её, кроме меня… и теперь уже тебя…

Лицо Ули удивлённо вытягивается.

– Только я? Никто больше не слышал? Правда?

Короткий кивок. Недолгое молчание, затем Уля тихо произносит:

– Она заслуживает быть услышанной.

Ухмыляюсь, провожу пальцами по бровям, затем поправляю кольцо в носу. Давно пора его снять, но я всегда с трудом расстаюсь с тем, что уже изжило себя.

Уля поднялась, медленно закружила по студии, с любопытством разглядывая немногочисленные составляющие комнаты.

– Сюда ты тоже никого не пускал?

Смешок говорит сам за себя. Уля рассмеялась, но не издеваясь, а скорее радуясь.

– Сегодня слишком много «первых раз», не находишь?

– Ещё нет.

Хватаю её за руку, резко тяну на себя, чтобы усадить на колени.

– Уф, – вырывается у Ули, когда она со шлепком приземляется на мой пах, оседлав меня.

Идеально.

Обхватываю её шею сзади, опускаю её голову, поднимаю свою, чтобы запечатать сладкий ротик, припухлый после прошлого поцелуя, больше похожего на пожирание. Я с удовольствием обожрусь.

Но сейчас я целую не как изголодавшийся юнец. Я мягко скольжу по её губам, растягивая наслаждение, словно тягучую карамель. В то время как рука поглаживает упругую ягодицу сквозь тонкий шёлк.

Принцесса хватается за спинку кресла, прогибает спину, выпячивая аппетитную попку. Она мурлычет мне в губы, смакуя блаженство мелкими дозами.

Отталкиваюсь пятками от пола, разворачиваю кресло к столу. Двигаю аппаратуру в сторону. Подхватываю Улю, пересаживаю её на стол, располагаясь между её ног.

Она оглядывается, оценивая новое расположение. Я расстёгиваю халат, отвожу его в стороны, упираясь в почти прозрачный пеньюар. Не удерживаюсь, тянусь вперёд, чтобы прикусить выступающую горошинку соска. Уля втягивает воздух сквозь зубы. Она дёргает меня за футболку, рывком снимаю тряпку и швыряю в неизвестность.