Так ты думаешь, о женитьбе больше нет речи? Я думала, Учитель из Озерной Рощи человек порядочный, капли в рот не берет… Что ты там говоришь? А то мне уши заложило. Он водится с Тимом, сыном Придорожника! Чудны дела твои, Господи!

Сын Придорожника сказал лорду Коктону не ездить больше охотиться с ней, пока Учитель там… Сын Шониня Лиама слышал, как он это говорил… Что это? Ты куда это?.. Тебя забирают. Поняли наконец, что это не твоя могила… Награди тебя Бог, дорогая! Хоть ты и родня Бриану Старшему, зато очень милая компания для беседы. Не то что этот никчемный болван Том Рыжик.

– …Я учил Знатного Ирландоведа по слову за пинту…

– …А был у меня всего один шиллинг…

– Если только Молодой Учитель не спустил все до последнего шиллинга…

– …“Я снесла яичко! Я снесла яичко…”

– C’est l’histoire des poules, n’est-ce pas?

– …Оныст, Доти. Мой разум крайне неповоротлив последнее время. Я так же отчаянно жажду культуры, как кукурузный початок солнечного света. Но здесь культуры ни в чем нету. Какой позор для Старого Учителя. Когда человек попадает на кладбище, можно ожидать, что он оставит все свои мелкие страсти прежней жизни наверху и употребит время на то, чтобы совершенствовать свой разум. Я часто повторяю это Учителю. Но все бесполезно. Он не может говорить больше ни о чем, кроме Учительницы и Билли Почтальона. Надо что-то сделать, чтобы его спасти. Оныст, надо, Доти. Здесь среди нас не так много культурных людей, чтобы мы могли обойтись без одного из них. Следует запретить ему впитывать словечки Катрины Падинь. У него и так уже через слово “сука”, “потаскуха” и “шлюшка”. Катрина дурно на него влияет. Ее необходимо выселить на Участок за Полгинеи…

– Вшивая Норушка…

– Не подавай виду, что ты вообще ее слышишь, Норуся…

– Йеп, Доти. Я собираюсь взять все в свои руки и основать культурное общество. Думаю, можно многое сделать, чтобы развить интеллект местных обитателей и позволить им осознать и выразить свои культурные порывы. В том обществе, что я собираюсь создать, будут обсуждать широкий круг тем, в том числе вопросы политики, общения, экономики, науки, обучения, образования и тому подобное. Но обсуждать в объективной, академической манере, невзирая на пол, род и веру. Никому не станут запрещать выражать свое мнение, и у нас не будет никакого другого условия членства, кроме одного: быть другом культуры…

– Ты думаешь, это стремление к культуре заговорило во мне, когда я схватила крюк для чайника и огрела…

– Де гряс, Доти. “Господь прощает великие грехи, но мы сами не в силах простить себе грехов малых”, – как сказала Эустазия в разговоре с миссис Крукшенк, когда они бились за Гарри… Мы постараемся распространить сведения из разных сфер жизни, в особенности заграничной. И так предоставим разным группам людей возможность лучше понимать друг друга. У нас будут регулярные дискуссии, лекции, анкеты, симпозиумы, коллоквиумы, дебаты, летние школы, курсы выходного дня и экспресс-опросы для разных уголков Участка За Полгинеи. Это общество внесет свой вклад в дело широкого распространения культуры и мира. Подобный тип сообщества называют Ротари[140]. С Ротари связаны культурные люди – такие как граф…

– И моряки…

– Не подавай виду, что ты вообще ее слышишь, Норуся…

– Йеп, Доти. Не подам. Но это хороший пример мнения, какое необходимо устранить сияющим светом Ротари. Не у одной Катрины такой ум. Будь такой ум один, все бы ничего, но это восприятие широко распространено. Моряки же – крайне интересное сообщество. Только неразвитый, ограниченный ум возьмется осуждать их…

– Только за то, что у них ножи, Норуся…

– Де гряс, Доти. Это еще одно восприятие, с которым нужно бороться…

– А кто еще будет в Ротари, Норуся?

– Я все еще не уверена. Конечно, ты, Доти, Старый Учитель, Пядар Трактирщик, Джуан Лавочница…

– Поэт…

– Разрази его дьявол, мерзавца…

– …Но ты же не читала “Золотые звезды”, Нора?

– Но инферныл одс олдмен![141] Тебя не примут. Оныст! Ты есть дикадент!..

– Бридь Терри надо бы принять. Она однажды ходила в кино в Ярком городе…

– Вот честное слово, и я там был вместе со своим малым – в тот раз, когда мы покупали жеребчика…

– Погодите минуту. Я писатель…

– Ты не можешь быть принят. Если тебя примут, мы все кладбище на уши поставим. Ты оскорблял Кольма Килле.

– …Незачем это читать. Я не буду слушать ваш “Закат солнца”. Оныст! Не стану. И без толку на меня давить – не стану слушать. У меня очень либеральное сознание, но все же определенные приличия соблюдать обязательно… Я женщина… И я не стану. Оныст! Вас не примут. Ваша работа – джойсовщина… Вы меня не переубедите. Я не буду слушать “Закат солнца”. У вас, должно быть, крайне низкий интеллект, раз вы пишете такие вещи… Вот вы работаете над “Грёзой динозавра”… Нет, я не собираюсь этого слушать. “Грёза динозавра”! Настоящий джойсовский мужлан[142]. Вы действительно низшая форма жизни… Вас нельзя принимать, пока не заучите “Шестьдесят одну проповедь” до единого слова…

– Я предлагаю принять Француза. Это самый настоящий гэл. Учит наш язык, из сил выбиваясь…

– Он уже пишет исследование о зубных согласных у носителей полугинейского диалекта. Считает, их челюсти уже достаточно сточились, чтобы можно было провести научно обоснованное исследование издаваемых ими звуков…

– Институт[143] полагает, что он разучил чрезмерное количество ирландских слов, которые не были мертвы в описываемый период, и, поскольку имеется подозрение, что некоторые из этих слов – revival Irish[144], ему необходимо развыучить обратно каждый слог, прежде чем он будет считаться достаточно квалифицированным для продолжения исследований.