лошадиных сил. Это помогло?”

- Да, спасибо, - сказала Шафран. Она чувствовала, что требуется более интересная тема для разговора. - Расскажи мне все о Таре. Она совершенно божественна? Шаса явно сильно приукрасил.

Когда Сантен выехала на дорогу, ведущую к пышным пастбищам и виноградникам ее поместья в Вельтевредене, она улыбнулась, почти мечтательно, и сказала: “Знаешь, я помню, как Тара, когда она была маленькой девочкой в соломенной шляпке на голове, украшенной красивыми лентами, бежала к отцу, придерживая юбку, чтобы не споткнуться, и визжала от возбуждения во весь голос.”

Шафран ничего не ответила. Это звучало так, как будто должно было быть счастливым воспоминанием, но в голосе кузины была боль, не слишком глубокая. Потом Сантен повеселела и сказала: - "Но теперь Тара выросла. Конечно, на нее приятно смотреть. Великолепные серые глаза, совершенное овальное лицо, как у Мадонны Рафаэля, и высокая стройная фигура, такая же, как у тебя. Но она прекрасна и как личность. Было бы очень легко воспользоваться этим, вступив в брак с этой семьей. Вы знаете, настаивать на самом лучшем из всего, всегда заставляя вашего мужа за поворотом просить больше, больше, больше.”

“Но Тара не такая?”

“Нет, совсем наоборот. Полжизни она проводит в Кейп-Флэтс, где самые ужасные трущобы, устраивая столовые и клиники для бедных и нуждающихся. Любая другая девушка потратила бы деньги Шасы на платья и новые занавески. Она вкладывает все это в свои благотворительные предприятия.”

“Как чудесно, - искренне сказала Шафран. - Мне стыдно, что я больше ничего не делаю.”

“Ты делаешь очень много . . . но по-другому. И каждый из них так же важен, как и другой.”

- Надеюсь, что так. Военные усилия должны быть направлены не только на то, чтобы победить Гитлера. Мы должны сделать что-то лучше, чем раньше, для всех. Но все равно ... . . расскажи мне о Таре.”

“Она сохранила свою девичью фамилию. Все дети будут Кортни, но она все еще Тара Малкомесс.”

- Как современно! Я удивляюсь, как она может заниматься благотворительностью, когда у нее есть маленький сын. Она оставляет его с няней?”

“Немного больше, теперь, когда Шон стал менее портативным. Однако, когда он был новорожденным, она носилась по трущобам с ним на бедре. Всем женщинам это нравилось. Ты никогда не видела мальчика, которого бы так любили, как его.”

Теперь они покидали город. “Я думала, что поведу тебя по живописной дороге, - сказала Сантен, сворачивая на дорогу, которая петляла и поворачивала вдоль склонов Столовой Горы.

Глубокое, теплое чувство удовлетворения наполнило Шафран, заботы мира исчезли, когда они вошли в лес голубых смолистых деревьев, их стройные стволы, обернутые шелушащейся бледно-серой корой, поднимались на сто пятьдесят футов вокруг них и покрывали дорогу прохладными, темными тенями от узких навесов вечнозеленой листвы.

- Итак, дорогая Шафран, что же на самом деле привело тебя в Южную Африку?”

Внезапно она снова проснулась. “Мне очень жаль, но я не могу тебе этого сказать.”

- Ну же, мы же семья. Ты же знаешь, что твой секрет со мной в безопасности.”

- Боюсь, быть членом семьи не имеет никакого значения. Суть секрета в том, что он скрыт от всех.”

- Даже от твоей милой старой девы - тетушки, Сантен?- она заискивала.

“Даже от тебя, - сказала Шафран, заинтригованная переменой тона.

“А ты уверена?”

“Думаю, тебе следует знать, что я довольно хорошо умею противостоять допросам. Я действительно не собираюсь болтать.”

- Черт возьми !- Сантен хлопнула ладонью по рулю. - Этот чертов мальчишка!”

Сантен была одной из победительниц в жизни, и Шафран было забавно видеть ее на стороне проигравших. - “Я полагаю, ты имеешь в виду Шасу, - сказала она.

“Да. Подлый проныра поспорил со мной, что ты не будешь говорить, и я, как идиотка, согласилась.”

- Каковы были ставки?”

Сантен сердито фыркнула. - Проигравший должен сказать: "Я прошу прощения. Ты был прав, а я ошибалась.’”

- Ой! Это будет больно.”

“Более того, перед всем столом за ужином, - добавила Сантен.

- Боже, я почти готова рассказать тебе, чтобы избавить тебя от наказания.”

“О, Неужели ты это сделаешь? Ты дорогая, милая девочка, я ... ”

- Нет, я не могу, но у меня было небольшое искушение. ”

“Ба, ты такая же плохая, как и он.”

“О Нет, я не могу быть настолько плохой!" - Шафран усмехнулась, прекрасно понимая, что занимает высокое положение в списке людей, которых больше всего любила Сантен Кортни, в котором Шаса занимал первое место.

Они подошли к воротам поместья и прошли под витиеватым фронтоном, украшенным фризом танцующих нимф с гроздьями винограда и увенчанным резной надписью: WELTEVREDEN 1790.

“Вполне удовлетворена, - промурлыкала Шафран, переводя имя. - Как прекрасно.”

В последних, глубоких золотых лучах заходящего солнца они проехали через виноградники и мимо поля для игры в поло, где она и Шаса впервые испытали друг на друге мужество, бросаясь друг на друга лоб в лоб -“в глотку”, как говорится - их пони на полном скаку, пока в последнюю секунду Шаса не свернул в сторону. Даже тогда, будучи тринадцатилетней девочкой, она знала, что он сделал это только для того, чтобы спасти ее от боли. Он никогда бы не уступил другому мальчику.

Вздрогнув, она поняла, что прошло почти десять лет с той первой встречи. Казалось, это было целую вечность назад, и все же Вельтевреден был все тем же раем, что и раньше. Главный дом, построенный в стиле французского замка, был, как всегда, красив и внушителен. А там, в дверях, стоял сам Шаса, теперь уже взрослый мужчина, с повязкой на глазу, но все равно сразу узнаваемый.

Из-за этого пятна он выглядит довольно эффектно, подумала Шафран, а затем, почти до того, как Сантен остановила машину, она вскочила с пассажирского сиденья, такая же возбужденная, как и ее тринадцатилетнее я , и закричала: “Шаса! "- и почти бросилась в его объятия.

Он поймал ее, обнял, поцеловал и поставил перед собой. - “Итак, я вижу, что ты совсем не повзрослела, - сказал он. “Все та же маленькая соплячка.”

“В то время как ты теперь - сломленный старик, - ответила она. - Мне нравится