– Преображенская площадь? – задумчиво произнес Халябов. – Прекрасно. Ждите меня у входа в метро. Со стороны первого вагона из центра. Через час. Приехать раньше я просто не успею. Поэтому не торопитесь. Времени на сборы у вас теперь на двадцать пять минут больше.

– Мне это только на руку, – сказала Рогатина. – Жду вас, Рюрик Самуилович, у метро. Через час.

– И еще, Стелла…

– Да?

– Пожалуйста, не называйте меня Самуилович. Давайте без отчества. Прошу вас.

– Хорошо, Рюрик.

– Тогда до встречи. Через час.

Ресторан «Королевская охота» находился за Московской кольцевой дорогой. Миновав МКАД, джип Халябова проехал еще десятка три километров и свернул с бетонного шоссе на асфальтовую дорогу, которая через четыре с половиной километра оканчивалась бетонированной площадкой со смотровой эстакадой. Далее – уже по просеке – шла грунтовая дорога. Она вела к небольшому озеру, на берегу которого и находился ресторан «Королевская охота». Это было двухэтажное строение из красного кирпича, цвет которого хорошо гармонировал с цветом коры высоченных сосен, растущих вокруг. Рюрик остановился и выключил зажигание. Кроме джипа Халябова у здания ресторана стояло еще несколько иномарок.

Внутреннее убранство залов поразило Рогатину. На стенах висели старинные ружья. В основном они были кремниевые, но не бутафорские, а настоящие и наверняка представляли большую музейную ценность. Кроме того, стены были украшены охотничьими трофеями. Шкуры и головы убитых животных красноречиво свидетельствовали о том, что настоящим царем природы является человек с ружьем. В дополнение ко всему на одной из стен висел огромный, написанный маслом портрет барона Мюнхгаузена.

– Впечатляет? – поинтересовался Халябов, когда они со Стеллой сели за стол.

– Это настоящий охотничий замок! – с восторгом ответила певица.

– Вы угадали. А на втором этаже находятся комнаты отдыха. В сезон здесь полно народа. Но простому смертному сюда не попасть.

– Да, без машины сюда не доберешься…

– И не выберешься, – усмехнулся Рюрик. – Но не только из-за этого. В этих угодьях охотятся только члены закрытого охотничьего клуба. А стать его членом очень не просто.

– А вы, Рюрик, член этого клуба?

– Не совсем. Я только кандидат в его члены. Но и это уже немало.

– Почему?

– Существует квота. В год из кандидатов принимают не больше трех человек. Да и то если на это дадут свое согласие все без исключения члены клуба.

– А сколько времени нужно быть кандидатом?

– Три года.

– И вы готовы столько ждать?

– Если будет нужно, то я согласен ждать и больше. Членство в клубе дает очень многое. Здесь что-то вроде небольшой масонской ложи. Сюда входят известные и очень влиятельные люди. Так что попасть в клуб очень и очень сложно.

– Вы, Рюрик, наверно, любите охотиться?

– Стелла, вы даже не представляете, что это для меня! Ну чтобы вам было понятно… Охота для меня – это то же, чем для вас является пение.

– Но ведь это же разные вещи. Петь и… стрелять.

– Тут главное – ощущения. То, что вы испытываете на сцене, я испытываю на охоте. Когда берешь в руки ружье и входишь в лес, то чувствуешь себя первобытным человеком, которому, чтобы выжить, необходимо добыть себе еду. Пищу. Только вместо мамонтов – медведи, волки, олени и кабаны или, в худшем случае, зайцы и лисы, а вместо каменного топора – отличный карабин или безотказное ружье. Кстати о еде. В этом ресторане подают только настоящую дичь. Никакой говядины, свинины и баранины… Вы, Стелла, уже выбрали какое-нибудь блюдо? Что будете заказывать?

– Не знаю. Тут почти все мясное, а я – убежденная вегетарианка, – ответила Рогатина.

– Извините, Стелла, меня об этом не предупредили. Вернусь в офис и устрою разнос своим консультантам. Поставить меня в такое неловкое положение! Жаль, что сейчас не охотничий сезон, а они не какие-нибудь зайцы. Всех бы перестрелял.

– Рюрик, неужели вы такой кровожадный?

– Ну что вы, Стелла! Просто это я так глупо шучу, – объяснил Халябов и, улыбнувшись, добавил: – Хотя мясо все же я предпочитаю с кровью… Но для вас, Стелла, сейчас принесут специальное вегетарианское блюдо, которого даже нет в меню.

Халябов поднялся из-за стола и скрылся за служебной дверью.

От нечего делать Стелла стала разглядывать посетителей ресторана. В дальнем углу веселилась компания молоденьких женщин и мужчин преклонного возраста, похожих на грузин, их было семеро. Слева два столика были заняты крепкими молодыми парнями, по три за каждым. Справа сидели еще двое явных кавказцев и, похоже, ссорились, поглядывая в ее сторону. Слов певица не слышала, и потому взгляд ее заскользил дальше, пока не остановился на каминной полке, где стояли большие модерновые бронзовые часы. Рогатиной всегда нравились новые веяния в искусстве, потому она подошла к часам и с нескрываемым интересом стала их рассматривать.

За этим занятием и застал Стеллу Рюрик Халябов, который вернулся к столу, как показалось Рогатиной, несколько взволнованным. В руках у него был мобильный телефон, а на лице блуждала неясная, вымученная улыбка.

– Сейчас нам все принесут, – садясь, сказал он. – Вам, Стелла, – вегетарианское, ну а мне – свежую дичь.

Вскоре официанты в костюмах сказочных лесничих поставили на стол перед Стеллой и Рюриком еду и напитки, а еще спустя полчаса певица Рогатина и продюсер Халябов начали обговаривать условия и детали своей совместной работы, предстоявшей им в ближайшем будущем.

– С Кирой мы познакомились в ГИТИСе, – начала свой рассказ Елена Теребова, когда Гордеев удобно откинулся на спинку кожаного кресла, стоящего в дальнем углу ее небольшого кабинета.

– В ГИТИСе? – удивился Юрий Петрович.

– А что тут удивительного? Мы с Кирой поступили туда одновременно. Я – на режиссуру. Кира – на музкомедию. В институте, хотя сейчас это уже академия, мы сблизились и подружились. Это произошло ближе к концу первого курса. Вместе бывали на студенческих вечеринках, посещали премьеры, смотрели новые фильмы. Вкусы у нас оказались схожими. Нам нравились не только одни и те же книги, кинокартины, но и во взглядах на вашего брата мы тоже сходились. Для меня идеалом, естественно, был мой отец. И Кире как человек он тоже нравился. Она часто у нас бывала. Иногда и ночевала. Жила она в общежитии в Зачатьевском и, в отличие от меня, уставала от постоянного тесного общения с сокурсниками. Оно ведь длилось круглые сутки. Поэтому через какое-то время, окончательно устав от такой жизни, она решила найти себе место потише. Стала подрабатывать – в театрах, на студии Горького и «Мосфильме» – в массовках. Копила, во многом отказывала себе, и вскоре у Киры появились какие-то деньги, на которые она сняла сначала комнату в коммуналке, но позже ее заработков стало хватать и на однокомнатную квартиру. Однако Кира все же мечтала иметь собственное жилье. И ее можно понять. Обычное желание для любой нормальной женщины. Но квартирный вопрос, как когда-то сказал Михаил Булгаков, портит не только москвичей. Приезжих он тоже портит, причем некоторых из них очень сильно. А жилье в Москве постоянно дорожало. Однажды Кире здорово повезло: ее взяли в новогоднюю бригаду, с которой она проработала все зимние школьные каникулы. Попасть туда было очень трудно. Хотя таких бригад по Москве в это время работает большое количество, но актеров, желающих улучшить свое материальное положение, еще больше. Вы же, Юрий Петрович, знаете, сколько в столице профессиональных театров, а сколько любительских студий плюс к этому студенты театральных училищ, ВГИКа и Института культуры?..