Кровать была пуста.

В следующую секунду она закричала.

Он стоял на пороге, голый по пояс, худой и бледный до синевы. В руке зажат автоматический пистолет.

Оружие он не привез с собой, а купил потом у оружейника. «Глок 19», 9 мм. По его словам, этому оружию он мог «доверить свою жизнь и жизнь всех, кого любил». Он объяснил, что оружие надежное, что оно прошло через руки многих служб безопасности, включая Группу вмешательства национальной жандармерии и полицейский спецназ. Однако присутствие в доме оружия ее беспокоило. Она знала, что защита защитой, но он порой помышлял о самоубийстве, и спрашивала себя, не повернет ли он однажды это оружие против себя. Или против них с сыном…

Но сейчас все это было так далеко.

– Тео исчез, – прошептала она почти беззвучно.

– Ты поискала в доме?

– Окно открыто…

– Обыщи весь дом… А я посмотрю на улице…

Она взглянула на пистолет с направленным вниз дулом.

– Положи пистолет, – умоляюще сказала она. – Он тебе не нужен, чтобы найти Тео. Он может случайно выстрелить… Твоему сыну одиннадцать лет, Вальтер. Он же не… террорист.

– Это для безопасности, – возразил он.

Она заглянула ему в лицо: худые щеки, запавшие глаза, длинный нос, красные губы, всклокоченная редкая бородка. «Божий человек, – подумала она, – Христос с пистолетом в руке»… Или Чарли Мэнсон в своей самой крупной и прекрасной роли. Но не такой слабак был Чарли Мэнсон, чтобы себя убивать, он на это дело подбивал других.

– Найди нашего сына, – умоляла она.

Он взглянул на нее, но в его глазах была пустота.

– Не волнуйся. Он не мог далеко уйти. Я его найду.

И он бегом бросился к черному ходу, нагнувшись вперед, шлепая босыми ногами по ковру, как дьявол из группы коммандос… И в эту секунду она поняла, что война сломала его окончательно.

Он выскочил под ливень, пижамные штаны еле держались на тощих бедрах, и припустил бегом вокруг шале, все время настороженно пригнувшись и утопая босыми ногами в мокрой траве.

– Тео! – кричал он. – Тео!

Он бежал, стиснув оружие, и ночь казалась ему такой враждебной, такой опасной. Он снова был там. В окружении врагов, притворных друзей и предателей, плетущих козни в ночи. Все они ненавидели ту жизнь, которой жил он, ненавидели нашу цивилизацию, наше богатство, нашу свободу… Он ждал, что вот-вот покажется один из этих мерзавцев, в черном тюрбане, с маленьким серебряным свитком сур Корана надо лбом, и начнет поливать дом из АК 47 и орать, что Аллах велик. Он выскочил на улицу, добежал до залитого дождем шоссе, позвал еще несколько раз и вернулся в дом.

– Ну что, нашла его? – резко спросил он жену.

– Нет! – ответила она. – Я звоню в полицию.

– Пропал мальчик, – объявил Ангард.

– Что?

Ирен слушала его разъяснения, а сознание ее все еще было там, во сне, среди кусочков сновидений. Ей снилось, что она при всех ласкала Жужку на танцполе: они целовались, и ее рука забралась под юбку подруги, между бедер, под зачарованными и завистливыми взглядами завсегдатаев клуба. Жужка тяжело дышала, вибрировала, как мотор, и постанывала, а Ирен чувствовала под пальцами ее влажную, горячую плоть. Она отогнала от себя этот сон. Жужка больше не могла танцевать. Но еще могла любить.

– Думаешь, это как-то связано…

– Я ничего не знаю.

– Сейчас еду.

Она отсоединилась, немного помедлила и набрала Мартена.

Он отозвался после первого гудка. Судя по голосу, он не спал. Она посмотрела на часы.

Было два часа ночи.

Свет мигалок на крышах полицейских машин разбудил соседей. Под дождем собралась маленькая группа зевак: кто успел одеться, кто выскочил в пижаме, домашних тапочках и наброшенном сверху халате. И все держали в руках мокрые зонтики.

Внутри шале топталось народу не меньше: жандармы, соседи, друзья, прибежавшие на помощь… Ирен злилась: привет вам, следы… Она ловила на себе обеспокоенные взгляды: рядом стояла молодая пара лет тридцати, ровесники родителей Тео. Может быть, у них тоже был одиннадцатилетний сын. Были тут и конные полицейские, представители отживающей ветви полиции. В доме горели все огни. Можно было подумать, что тут праздновали чей-то плохо обставленный юбилей. Она вышла в коридор и заглянула в комнату мальчика. Возле открытого окна стоял Сервас, повернувшись спиной к двери. Он осматривал пространство под окном.

Циглер огляделась. Типичная комната одиннадцатилетнего подростка. На стенах постеры: супергерои «Марвел» Железный Человек, Тор, Человек-паук, Росомаха… И Рафаэль Надаль с теннисной ракеткой под мышкой, поднимающий очередной трофей после турнира Ролан Гаррос[39]. По синему ковру разбросаны роботы-трансформеры. Низкая кровать. Из гостиной доносились голоса и потрескивание переговорных устройств.

– Что-то здесь слишком много народу, – заметила она.

– Возможно, все это не имеет к убийствам никакого отношения, – отозвался Сервас, не оборачиваясь и пристально вглядываясь в луга и темнеющий позади дома лес.

– Одиннадцатилетний мальчишка бежит из дома? – предположила она, не скрывая скепсиса.

– А почему бы и нет?

Они поразмыслили в тишине над этой гипотезой.

– Ты отца видела? – спросил он. – Какое впечатление он на тебя произвел?

Ирен искала подходящее слово.

– Немного того? Чокнутый?

Он, наконец, обернулся и посмотрел на нее, не вынимая рук из карманов. Его силуэт четко вырисовывался в проеме открытого окна, за которым как из ведра лил дождь. Завораживающее зрелище. Когда он подошел к желтоватому потолочному светильнику, на лице у него вокруг носа и на распухших щеках обозначились коричнево-фиолетовые прожилки, как на мраморе. Из-за них его лицо напоминало карнавальную маску волка. А щеки распухли так, словно какой-нибудь эстетический хирург накачал их гиалуроновой кислотой.

– Я поговорил с Ангардом, – сказал он. – Отец – военный ветеран. Ранен в Мали. Посттравматический стресс. Он находится под наблюдением. Соседи видели, как он босиком бегал вокруг дома в одной пижаме, с пистолетом в руке. Ангард говорит, что у него действительно есть разрешение на оружие. Хорошо бы узнать, где оно.

– Ни одна из жертв не была застрелена, – подчеркнула Ирен. – Ты о чем?

– Да пока ни о чем. Но этот человек столкнулся с серьезным насилием и получил психическую травму. Должно быть, его мучают кошмары, и он лелеет какие-то мысли об отмщении… Такие данные нельзя оставить без внимания.