Однако дальнейшего спуска вниз не было. Он застыл на месте и насторожился. Рядом с ним кто-то был… чей-то силуэт. И этот кто-то поджидал его в темноте. Справа… Тут снова сверкнула молния, и Мартен его увидел: Боше пристально глядел на него из-под шлема вытаращенными, блестящими глазами. В них сверкало бешенство. В следующую секунду он бросился на Серваса, схватил за воротник рубашки и принялся толкать к краю обрыва. Мартен попытался высвободиться, но тот был выше ростом и сильнее.

Волна страха захлестнула сыщика: этот тип заставляет его балансировать над пустотой! Он вцепился в Боше, и они оба с криком полетели вниз.

Что-то острое больно впилось в спину Серваса, когда он приземлился на гудящую движущуюся поверхность. Десятки острых граней, выступов и иголок терзали его спину, бока и бедра. Поверхность под ним вибрировала и дрожала. Да к тому же еще и двигалась: они с Боше куда-то перемещались. Лента транспортера. Они приземлились прямиком на груженную камнями ленту транспортера. Но времени обдумать ситуацию у него не было: Боше уже сидел на нем верхом и дубасил его кулаками по ребрам так, что у него захватило дыхание. Грудь обожгла боль, и боль пронизала все межреберные нервы, когда они с Боше отчаянно и яростно дрались и толкались на острых камнях. Мартен чувствовал тяжесть навалившегося на него массивного тела, горячее тяжелое дыхание и резкий запах пота. Боше был мускулистый, но жирный. Еще через секунду он получил по лицу удар каской: противник бил жестким козырьком, как обычно в драке бьют головой, и нос Серваса словно взорвался, обдав губы горячей соленой кровью. В следующий миг он ничего не видел, кроме белых сверкающих точек. Наконец, ему удалось сплюнуть кровь, а дождь охладил лицо, и он попытался дать сдачи, но Боше почти лежал на нем, не давая как следует размахнуться. Дождь хлестал по лицу, заливал рот. Усталость проникала в каждую клеточку тела, и он чувствовал, как отчаянно часто бьется сердце, и вдруг испугался, что сейчас начнется приступ. А над ним поблескивало в темноте лицо Боше, и в ушах раздавалось его сиплое дыхание, которое время от времени перекрывало гудение транспортера и шум прыгающих по ленте камней. Сервас посмотрел вниз, и то, что он увидел, привело его в ужас: лента тащила их прямиком в мощные челюсти камнедробилки, которые ворочались в гигантском металлическом конусе. Их же может размолоть!

– Боше! – рявкнул он. – Отсюда надо выбираться! Нас разорвет в клочья!

Боше поднял голову, вращая побелевшими глазами. Мартен воспользовался этим и ударил его по носу и губам острым камнем, зажатым в руке. Ударил изо всех сил, хотя замахиваться было трудно, и услышал, как хрустнули нос и зубы Боше. «Око за око», – пронеслось у него в голове. Его вдруг охватило странное, дикое чувство, захлестнули ярость и адреналин, полностью уничтожив и страх, и боль. Но Боше, еще больше разъярившись из-за потери нескольких зубов, снова без оглядки бросился молотить его кулаками по ребрам, обливаясь потом и взревывая, как бык. Оба боксера повисли на канатах ринга. Но этому идиоту было плевать, что они сейчас окажутся в камнедробилке! Ему надо было взять верх! Выиграть матч… Вот скотина! Или он рассчитывал спрыгнуть с ленты в последний момент…

– Боше! – задыхаясь, крикнул Сервас. – Прекратите! Да прекратите же, черт вас побери!.. Мы же сейчас!..

Еще секунду он не мог понять, что произошло. Лента… Она остановилась… И свет зажегся. Теперь их заливал яркий свет, водопад белого света. Удивленный ничуть не меньше Серваса, Боше перестал его мутузить, и его бычья шея напряглась, ворочая головой направо и налево. Сервас увидел, что к ним бежит Циглер с пистолетом в руке.

– Слезай оттуда, засранец! – взревела она, целясь ему в щеку. – Слезай немедленно, и сразу – мордой в землю! Или я прострелю твою гребаную каску!

– Ха! – осклабился парень, ничуть не смутившись и вытирая тыльной стороной руки окровавленный рот. – Можно подумать, что ты льва сожрала, моя цыпочка!.. А ты вроде ничего…

Ирен подождала, пока он перекинет одну ногу через бортик транспортера, а вторая останется на ленте: так было легче прицелиться в самую деликатную часть жирного тела. Боше испустил долгий пронзительный рев, похожий на предсмертный стон, поднес обе руки к низу живота и рухнул на землю возле ленты.

– Ах ты, шлю-у-у-уха! – простонал он, стоя на коленях и упершись лбом в камень. За последним словом последовало то, что и должно было: крепкий удар носком ботинка по ребрам, от которого он покатился по земле, взвыв от боли.

– Я буду жаловаться, грязная потаскуха! – рычал он.

– Валяй, – отозвалась Циглер, помогая Сервасу слезть с транспортера и встать.

Он вытер о джинсы запачканные землей руки и стряхнул воду с намокших волос. Откуда-то донесся жалобный вой сирен. Он поднял голову и увидел наверху, за скальным выступом, крутящиеся проблесковые маячки полицейских машин. Их отсветы вспыхивали в густых облаках. Дождь немного поутих. В голове не было ни единой мысли. Он еще пребывал в вихре неистовства, который начисто выдернул его из времени. Ноги дрожали, все тело пронизывала боль, он продрог до костей, изодранная одежда была вся в грязи. Но кровь унялась. А может, это дождь ее смывал, как только принималась течь? Чувствовал он себя прекрасно, легко и пребывал в эйфории. У них появилась зацепка. И наконец-то появился подозреваемый.

– У него алиби, – сказала Ирен, входя в маленькую комнату, где разместили Серваса.

Лететь в город на вертолете он отказался. Вызвали врача, который осмотрел и выстукал его, спрашивая, где болит (ну, немножко было больно), и сразу назначил рентген грудной клетки и шейного отдела позвоночника. Чудо, что нос сломан не был, хотя и кровил изрядно. У Мартена из ноздрей торчали ватные турунды, и он был похож на старого боксера, которому пришло время повесить перчатки на стену. Многочисленные царапины и порезы на спине ему продезинфицировали.

– Что? – поморщился он.

Он сидел на краю стола, в синеватом неоновом свете, и медсестра бинтовала ему грудь шестисантиметровыми лентами эластопласта – грудь вся в синяках, и ребра поломаны. Такую же сцену он уже переживал совсем недавно. Это начинало входить в привычку…

– У этого кретина алиби. Он, несомненно, совершил какое-то преступление и, надо думать, потому и оказался здесь. Он многократный рецидивист. Сейчас у него условный срок… потому он и дал стрекача, когда увидел нас. Но к убийству Марсьяля Хозье он непричастен: ту ночь он провел с женщиной.

– И она это подтвердила? – спросил он, ежась от прикосновения к коже пластыря и пальцев медсестры.

– Да…

– Ее свидетельство достойно доверия?

Сервас посмотрел на темное пятно, расплывшееся по потолку. С него начинало капать, и кто-то подставил под него ведро. Ангард объяснил, что оно появляется во время сильных дождей, и они уже давно хотели вызвать мастера, но тот отказался: администрация платит мало и всегда с опозданием. Еще и раньше Сервас заметил, что и в зале заседаний не хватало одной планки в обшивке потолка. Это напомнило ему одного полицейского, который однажды сопровождал его при задержании. Перед отъездом он натянул на себя бронежилет – тот был весь в дырках: «Понимаю, это не в силах ни от чего защитить, – объяснил он. – Это для жены и детей. Просто если меня подстрелят, а на мне не будет жилета, то они не получат пенсию».