— Послушай, сучка, ты все испортила.

— Я тут ни при чем. Провалиться мне на этом месте, если я хоть раз в жизни еще поеду на метро!

— Ты все испортила!

Да, вот так все и будет, подумала Анита. Рано или поздно, она его потеряет. Проклятье… Такие клиенты на дороге не валяются. Придется валяться у него в ногах, лизать ему задницу, целовать ему ноги… Вот дерьмо!

— Они прямо под нами, — сказал окружной инспектор, тыча пальцем в коврик на полу лимузина. — Если б мостовая сейчас разверзлась, мы бы грохнулись прямо им на крышу.

Комиссар кивнул. Прохожие вокруг начали понемногу собираться в толпу, привлеченные множеством полицейских машин, запрудивших все окрестные улицы. Постовые на перекрестках судорожно пытались разогнать мгновенно образовавшиеся пробки.

— Сэр, нам освободили дорогу, — сказал водитель. — Едем?

— Нет, задержимся здесь, — сказал окружной инспектор, — так близко к этим ублюдкам я не был с самого начала операции.

Смотревший в окно комиссар заметил, как одного копа свалил с ног внезапный натиск толпы. Быстро вскочив на ноги, тот коротким резким движением ударил в грудь какую-то женщину в толпе.

— Если бы мостовая разверзлась… — задумчиво проговорил комиссар. — Не такая уж плохая идея. Весь город валится в тартарары и исчезает. Нет, определенно недурная идея.

Комиссар — пессимист? Это было еще одним откровением для окружного инспектора, но он промолчал.

— Люди, — продолжал комиссар, — всюду толпы. Не будь толпы, любого прохвоста хватали бы за пять минут.

— Знаете, что бы я сделал, господин комиссар? — сказал окружной инспектор. — Снял бы одну из решеток, спустился бы вниз через аварийный выход и вышиб оттуда этих мерзавцев.

В эту секунду ожила рация:

— Центр вызывает комиссара полиции. Прием.

— Слушаю, — ответил окружной инспектор.

— Сэр, преступникам сообщили, что путь свободен.

— Отлично. Сообщите нам, когда они тронутся с места. — Окружной инспектор взглянул на комиссара. — Ждем или поехали?

— Поехали, — сказал комиссар. — Будем держаться на шаг впереди них.

— Центр управления вызывает «Пэлем Сто двадцать три».

Райдер нажал педаль передатчика:

— «Пэлем Сто двадцать три» слушает.

— Путь свободен. Повторяю — путь свободен.

Лонгмэн был совсем плох. Было видно, что ему трудно дышать: при каждом вдохе маска глубоко западала в рот. Он плохо кончит, думал Райдер, поглядывая на своего напарника. Не знаю, что именно с ним случится и когда, но точно ничего хорошего.

— Путь должен быть свободен до станции «Саут-Ферри», — сказал Райдер в микрофон. — Подтвердите.

— Подтверждаю.

— Вы знаете, что будет, если вы обманываете?

— Слушай, я кое-что хочу сказать тебе от себя лично. Не рассчитывай, что тебе удастся потратить эти денежки. Как понял?

— Мы поехали, — сказал Райдер. — Конец связи.

— Запомни, что я тебе говорю… — но Райдер уже выключил передатчик.

— Пошли, — буркнул он Лонгмэну. — Через тридцать секунд поезд должен тронуться.

Он подтолкнул Лонгмэна, замешкавшегося в дверях, бросил последний быстрый взгляд на «Уловку» — вроде все в порядке — и захлопнул за собой дверь кабины.

Шнурок аварийного тормоза, похожий на детскую скакалку с красной деревянной ручкой, свисал из отверстия в потолке вагона перед кабиной машиниста. Том Берри смотрел, как толстяк просунул тонкие ножницы в отверстие и перерезал шнурок. Деревянная ручка со стуком упала об пол. Верзила в хвосте вагона проделал ту же операцию со вторым шнурком, но не дал ему упасть, а поймал и сунул в карман.

Толстяк махнул рукой, верзила кивнул в ответ, открыл хвостовую дверь и спрыгнул на пути. Тогда толстяк торопливо прошел к передней двери, открыл ее и присел, готовясь спрыгнуть. Главарь тем временем взял автомат наизготовку и кивнул четвертому бандиту, стоявшему посередине вагона. Тот пошел к хвостовой двери, но по дороге остановился и послал воздушный поцелуй девице в мини-юбке. После этого он спрыгнул на рельсы.

Главарь обвел стволом пассажиров, словно решил напоследок пересчитать их. Наверно, сейчас произнесет прощальную речь, подумал Берри. Скажет, что с такой приятной компанией заложников ему еще не доводилось работать…

— Всем оставаться на местах, — сказал главарь. — Не вставать. Сидеть.

Пошарив рукой за спиной, он на ощупь открыл дверь и повернулся лицом к туннелю. Вот сейчас, понял Берри, самое время вытащить револьвер и всадить пулю ему в спину… Но бандит уже спрыгнул на пути.

Дверь захлопнулась, но Берри успел заметить, что толстяк, стоя на рельсах, держит в руках кусок трубы. Вот оно что, подумал Берри в каком-то приступе озарения, вот как они собираются выбраться отсюда! Газетчики, без сомнения, назовут это «блестяще продуманным побегом».

Неужели я так ничего не сделал, просто не могу в это поверить! Он все еще сидел на скамье, а не бежал, пригнувшись, с пистолетом в руке. Резкий толчок, поезд тронулся, Том схватился за дверную ручку, потянул ее, хвостовая дверь открылась. Рельсы убегали вдаль все быстрее. Ты же бывший десантник, ты знаешь, как правильно приземляться. Снова включился инстинкт самосохранения — одумайся, сядь на место! — но он уже прыгнул.

Боль! Страшная боль, все сильнее и сильнее… И Том Берри провалился в темноту.

Красные лампы на табло показали, что «Пэлем Сто двадцать три» снова тронулся с места.

— Едут, — сказал в микрофон Марино. Сейчас он не ощущал ничего, кроме ледяного спокойствия.

В течение нескольких секунд это сообщение было передано всем полицейским автомашинам. Миссис Дженкинс в свойственной ей невозмутимой манере также сообщила лейтенанту Гарберу: «Пэлем Сто двадцать три» начал движение и прошел уже примерно сто пятьдесят футов.

Все полицейские, участвующие в операции, хлынули на юг, словно привязанные невидимыми нитями к захваченному вагону.

Лонгмэн так нервничал, что едва устоял на ногах, когда поезд тронулся, однако свой кусок трубы из рук не выпустил. Вторая секция «Уловки» со звоном упала на шпалы. Райдер оттолкнул Лонгмэна к стене туннеля стены и придержал рукой за плечи. Вагон с грохотом прошел мимо них и стал удаляться.

Вынув из обмякшей руки Лонгмэна кусок трубы, Райдер швырнул его в сторону. Труба громко звякнула. Стивер и Уэлком выглянули из-за опоры.