– Ничего мы не найдем, – вздохнул любитель Востока. – Ни джинна, ни ковра-самолета…

– Ковер-самолет собьют легче легкого, – хмыкнул Александр. – Да и летать на нем, думается, удовольствие из последних. Нам просто нужна большая машина, и даже марка ее не имеет значения. Лишь бы ехала, да какой-нибудь кузов был бы.

Мужчина рядом, обычный мусульманин, на взгляд Виктора, в халате, с чалмой, седая борода несколько заострена книзу, повернулся к путникам, стал прислушиваться к разговору.

– Понимаешь, нам нужна машина, автомобиль, кар, – немедленно попытался объяснить ему мужчина.

– Барбухайка, ну, бари бухай, – машинально добавил Александр на дари. От «бари бухай», то есть «поехали» солдаты когда-то образовали слово «барбухайка» – машина. Благо назвать те развалюхи более благородным словом язык ни у кого не поворачивался.

Глаза аборигена чуть расширились, а затем губы дрогнули в некоем подобии улыбки.

– Шурави?

– Шурави, падар, – серьезно ответил капитан.

Афганец что-то спросил, и Александр по наитию догадался о смысле.

– Шинданд, Герат, Кандагар, – он перечислил основные места, в которых прошла почти забытая личная война. – Туран Исмаил, – подумав, присовокупил к списку основного противника в западных провинциях, за которым охотились, против которого воевали, да так и не смогли победить до конца.

– Шурави. – Афганец протянул руку, и Александр ее с чувством пожал. – Ахмет, – это представился уже он.

– Александр. Туран, – перевел звание на дари бывший интернационалист.

Новый знакомый сразу повлек путников за собой, и Виктор поинтересовался:

– О чем говорили?

– Он из Афгана. Беженец, наверное. Оказывается, они еще помнят наше пребывание там.

– Постой. Так, может, это опасно? Сейчас заманит да и припомнит ваше вторжение да все прочее. Нарвались, нечего сказать! Влипли по самое не балуйся!

– Во-первых, не вторжение, а ввод войск по просьбе законного на тот момент правительства. Во-вторых, раз беженец, то новые власти ему тоже не по вкусу, – в отличие от напарника, Александр выглядел спокойным и даже радостным. – Не все там были врагами. Хватало и друзей, и нейтралов. Да и менялись они порою. Сегодня враг, завтра – друг. Потом опять. Но по сравнению с нынешним мы – самый лучший вариант. Не только воевали, еще и строили. Если бы таил на нас зло, не подошел бы.

За разговором пришли к типичному местному дому. Если вдоль берега моря взоры туристов радовали отели европейского вида, то сюда по причине отдаленности никакие веяния цивилизации не добрались. Все тот же знакомый по другим краям дувал, такое же скромное жилище с небольшими подслеповатыми окнами, такой же дворик с несколькими чахлыми кустами.

– Все будет хорошо, – подмигнул напарнику Александр. Однако не забыл проверить, быстро ли сумеет дотянуться до гранатного кольца.

Внутри их встретил еще один мужчина, Хафизула. Кем он доводился первому, сказать затруднительно, да и не слишком сейчас интересовали беглецов чужие родственные связи. Гораздо важнее другое. Тут же выяснилось: Хафизула служил в царандое и даже успел окончить школу милиции в тогда еще советской Риге. Было это, разумеется, очень давно, однако худо-бедно русский язык царандоевец помнил. Александр на деле дари не знал и тогда, хватало в ротах таджиков, умевших договариваться с местными, а теперь произнесенные на базаре слова составляли едва не весь запас капитана.

Рассказ о случившемся был недолгим. Александр утаил многое. Сказал лишь, что отдыхал здесь, а затем началась война, некоторые страны забрали своих туристов, зато прочие государства промедлили. Вот он с несколькими людьми и решил выбираться самостоятельно. Но пешком далеко не уйдешь, транспорт купить на месте не удалось, поэтому они ищут нечто подходящее здесь, в более спокойном районе.

– Куда потом? – спросил царандоевец. Ответ понравиться ему не мог, только умолчать никак не получалось.

– В Израиль. Оттуда выберемся на родину. Тут нам оставаться не стоит. Не наша война. Нам с арабами воевать не с руки, а мало что может случиться? Начнут бить всех европейцев подряд. Нам надо?

– Не надо, – согласился Хафизула. – Посольство надо.

– Посольство на другом берегу. Переправиться не на чем. Был бы катер, вопрос бы не стоял. Вдобавок один катер на наших глазах отошел, а его тут же с воздуха долбанули ракетой.

– Кто? – равнодушно спросил Хафизула.

– Понятия не имеем. Мало ли кто здесь может летать? Местные вряд ли, что им, ракеты девать больше некуда, но в море наверняка есть и американцы, и европейцы.

– Тогда – да. Кроме Израиля некуда. Евреи примут. Если доберетесь.

– Потому барбухайка нужна. Машина. Побольше. Деньги есть, сколько надо заплатим.

– Хорошо. Поищу. Ждите здесь.

После чего оба афганца ушли. Вместо них в комнату вошел молодой парень с едва намечавшейся бородкой. Чей это сын, Ахмета или Хафизулы, никто не сказал. По-русски юноша не понимал ни слова, по-английски – от силы десяток. Зато гостям была предложена вода и кое-какие фрукты. Наверняка в доме имелись женщины, только они не появлялись перед европейцами. Тут явно чтили мусульманские обычаи и знать не желали о всяких эмансипациях, толерантностях, равенстве полов и прочих изобретениях либерализма. Немудрено: или религия, или новые веяния. Третьего не дано.

– Ты уверен, что они не наведут на нас кого-нибудь? – Виктор постарался, чтобы голос звучал беспечно. Мало ли какой вопрос можно задать приятелю во время вынужденного ожидания?

– Кого?

– Какая разница? Войска, полицию, американский спецназ, дружков-головорезов… Зачем продавать нам товар, когда деньги можно просто отнять? Кому мы пожалуемся? Скорее всего чиркнут по горлу, и опять-таки, родная мама не узнает, где могилка моя.

– Уверен, – спокойно ответил Александр.

– Почему? Думаешь, честные?

– Откуда я знаю? На Востоке не понять, честный человек или нет. Но зато они опытные. Знают: шурави живыми в плен не сдаются. Гораздо выгоднее нам что-нибудь продать. Не бойся, внакладе они по-любому не останутся. Сдерут три шкуры, как бы мы ни торговались. И потом, где и когда ты видел, чтобы на Востоке сильно торопились? Сам же твердил: здесь застыла вечность, здесь застыла вечность. Разве вечности пристало спешить? Куда, когда в запасе века?

– Вы философ, капитан.

– Практик. Военные – самые практичные люди на земле. Никакой романтики. Обеспечить питание, вещевое довольствие, боевое снабжение, проверить и подготовить личный состав, технику… Даже туалеты, которые необходимо рыть не ближе двадцати пяти метров от окопов. Не из-за запаха, просто навозные мухи, переносящие инфекцию, летают на двадцать от… гм, основного питалища. И к людям относиться каждый раз в соответствии с национальным менталитетом. Про наше миролюбие уже молчу. Нет, серьезно. – Александр уловил улыбку на лице собеседника. – Умирать-то не политикам, а нам. Мы знаем, как выглядит смерть. Плюс – самое главное – нас учили всегда и везде сохранять полное спокойствие. Человек нервничает, теряет голову, принимает неправильные решения…