Лука определенно слышит шаги. И пол поскрипывает, но едва-едва. Полы в доме хорошие, крепкие и молчаливые.

- Она пришла и сказала, что беременна… от Вихо… и что не собирается убивать ребенка. Она планировала признаться мужу! Идиотка… не могла бы выбрать кого другого в любовники, чтобы… вы ведь знаете, мужчины любят тех детей, которых растят. Мы бы… убедили Ника, что ребенок его.

Сомнительно.

И дамочка не знает, что у Эшби свои способы имеются. А уж о проверке крови, если и слышала, то вряд ли поверила, что такое возможно.

- Но полукровка! Было бы сразу видно, что ребенок чужой. Я умоляла ее не делать глупостей! Я на коленях стояла… она же уперлась. Снова. Ей, видите ли, было тошно в этом доме. Как в клетке. И я оказалась виновата, что заперла ее в этой клетке.

- Вы его убили?

- Кого?

- Вихо.

- Что? – миссис Фильчер моргнула.

- Вы хорошая мать, - Милдред явно ухватилась за ускользающую нить. Она подалась вперед. Вперилась взглядом. – Вы все сделали бы для счастья дочери. Просто дочери порой не понимают, насколько сложна жизнь.

Теперь она говорила жестко. Вбивая каждое слово. И миссис Фильчер приоткрыла рот. Взгляд ее остекленел.

- Вы его убили?

- Нет.

- А кто?

- Не знаю!

- Вы кому-то говорили о том, что рассказала Зои?

- Нет.

- Ваш муж?

- Он был идиотом, который думал, что умнее других. С идиотами такое часто случается.

- Что вы сделали?

- Я… я пошла к одной знакомой… которая решает проблемы… я попросила у нее лекарство. Если вколоть… это из-за ребенка. Беременность мешает женщинам мыслить ясно. Если бы Зои избавилась от ребенка, она бы поняла, какую глупость совершает.

- Вы дали ей лекарство?

- Да.

- Но выкидыш не случился?

- Нет.

- Почему?

- Не знаю. Думаю, из-за Эшби. Зои попала в больницу. Он забрал ее. Привез сюда. Еще один идиот. Ему бы позволить… она бы снова забеременела. От него. И уже никуда не делась бы. Женщина может бросить мужчину, но не ребенка… нам просто не повезло. Нам всем не повезло.

Миссис Фильчер покачивалась влево.

И вправо.

Вправо. И влево. Она замирала в крайней точке, чтобы вернуться назад, но взгляд ее был устремлен на Милдред.

- Она родила ублюдка. Я думала, Ник выставит ее. Но он сделал вид, что не замечает, насколько ребенок… другой. А потом Зои упала с лестницы. Это он… он ее столкнул. Он превратил мою девочку в… в это!

- И поэтому вы его ненавидите?

- Да.

- И не только поэтому?

- Да.

- Тогда за что?

- Деньги… у него много денег… все решают они… всегда они… и только… если бы Зои развелась с ним, она осталась бы нищей… нищей неудачницей. И мы решили подождать.

- Вы?

- Я! – выкрикнула миссис Фильчер. – Я решила! Довольны? Я решила, что она подождет… за ней хорошо ухаживали, я бы так не смогла. Ей становилось лучше. Иногда. Я думаю, если бы увезти ее, она бы выздоровела…

…но потеряла бы деньги.

И поэтому миссис Фильчер решила, что пара миллионов стоит пары же лет ожидания в парализованном теле.

- Это он виноват. И вы. Вы бы могли просто арестовать… и я бы получила все… я бы стала богатой. И наняла бы кого-нибудь. Ненавижу уборку.

Женщина лежала на столе.

На таком обычном столе, которые ставят в мертвецких. Блестящий. Гладкий. Неуместный в жилом доме, пусть даже странном.

Ежик волос. Бледное осунувшееся лицо. И ощущение, что женщина вот-вот откроет глаза. Тело ее стыдливо прикрывала простыня, однако столь тонкая, что сквозь нее, казалось, видны были не только полукружья ребер и впадина живота, но и каждый бугорок, каждая ямка.

- Вы? – Джонни приладил на место крышу черепа. – Проходите. Я ее уже зашиваю. Тут на удивление приличный набор инструментов. Даже пила имеется. Вот зачем сельскому врачу пила?

- Пилить? – предположил Лука, испытывавший преогромное желание выставить Милдред прочь.

Женщины не должны смотреть на других мертвых женщин.

А она не только смотрела, она обошла стол, остановившись у босых ног. Из-под простыни выглядывали синюшные пальцы с лиловыми уже ногтями.

Стрижены аккуратно.

И даже лаком покрыты, именно поэтому и кажутся лиловыми.

- Бедная девочка, - сказала она, поправив уголок простыни.

- Ага, - Джонни вытер руки. – С мозгом точно ничего не скажу, надо пару дней. Пока отправил в формалин. И в лабораторию передам. Тут я только основы могу…

Он отвернулся к банке, в которой плавало серое нечто, похожее на ком дождевых червей. Луку всегда удивляло, как вот это самое, серое и уродливое с виду, может быть его сутью. Следовало признать, сердце в этом плане выглядело куда привлекательней.

- Я ее зашил, - Джонни присел рядом с банкой. Помимо нее на столике имелось еще с полдюжины. – Взял образцы спинного мозга, печени и почек. Желудка. Роговицы.

Он перечислял, а Лука кивал, делая вид, что понимает, зачем человека разбирать на куски. Нет, понимать он понимал, но все равно… как-то это было жутковато.

- И рекомендую тело тоже поместить в стазис. На всякий случай…

- Что-то есть? – Милдред отвлеклась от разглядывания острых пяток.

- Есть… точно есть, - парень потер руку об руку. – Я такое только в учебниках видел. Но пока мозг не пропитается формалином, резать нельзя. Точнее не получится. Видите, он мягкий?

Жидкость в банке имела желтоватый оттенок.

- А потом станет твердый и можно будет пустить под нож, чтобы изучить микроструктуру. Я пока по макро лишь… и то… диагностика мертвого тела – это неприятно. Очень неприятно, - он передернул плечами. – Я хотел стать целителем, но дар слабоват. А обыкновенный врач – это совсем не то, да и нельзя… вы знаете, что со слабым даром закрыто все, кроме диагностики? Слишком велико искушение помочь. Многие и помогают. Отдают себя по капле. Я так не хотел. Я в диагносты пошел, но выяснилось, что таланта нет. Это как… не знаю, слух. Сложно играть на скрипке, не имея слуха. И таланта. Вот. И осталось, что мертвецов ковырять. С мертвецами проще. К мертвецам у меня талант есть.

Лука поверил.

А Джонни провел по мертвой скуле.

- Если решите выдавать на похороны, я ее сделаю красивой. Они заслуживают того, чтобы быть красивыми…