Голос Николаса Блейза задрожал от ненависти:

– Ему известно, как устроить невыносимую пытку. Специально для меня организовал вчера жуткие салонные игры. Знал, что не смогу отказаться, и наслаждался собственным могуществом.

Я тщательно обдумал каждый шаг, выбрал лучшее время. Тысячу раз все проверил; даже заранее убедился, что Джереми выполнит любую команду, отданную от имени Бенедикта. Оставил в его комнате записку по примеру самого Бенедикта: поручил перепечатать огромную статью из «Файнэншл таймс» и отправить по лондонскому адресу. Он все сделал точно и без возражений.

Ничто не предвещало провала. Особенно удачной казалась идея пригласить вас, чтобы вы влияли на полицию, а также служили моими глазами и ушами, сообщая обо всем, что происходит.

Николас Блейз схватил Тремейна за плечи. Сильные ладони медленно, но верно подбирались к горлу.

– Но вы оказались чертовски умны, – тихо проговорил он. – Поняли все и сразу. Так что должны понять и то, что я не признал бы вины без особой на то причины. В этой комнате томилась леди Изабелла. Она выбросилась из окна и разбилась на каменной террасе. А вы вылезете на балюстраду, чтобы рассмотреть что-то на крыше, и поскользнетесь на тающем снегу. Я постараюсь спасти вас, но будет слишком поздно. Конечно, лицо мое исказится горем. Все скажут, что произошел несчастный случай. И никто, никто не узнает того, о чем вы только что так красноречиво мне поведали.

Мордекай Тремейн с усилием вздохнул: сердце стучало тяжело и громко, сознание меркло под гипнотическим взглядом темных глаз, – но все-таки сумел прошептать:

– Ошибаетесь: один человек будет знать, потому что все видел.

Хватка ослабла. Николас Блейз недоверчиво воскликнул:

– Лжете! Пытаетесь выиграть время! Это невозможно!

– Возможно, – уверенно возразил Мордекай Тремейн. – Вы забыли, что все это время в тайнике скрывался Дезмонд Латимер. Он увидел, как вы спрятали под елкой пистолет, но выйти побоялся, потому что в доме еще не спали. А потом точно так же увидел, как после убийства вы пришли и забрали оружие.

Теперь его голос звучал почти спокойно. По лицу Николаса Блейза Тремейн понял, что сумел разрушить наваждение, и холодно добавил:

– К тому же я не настолько глуп, чтобы явиться сюда одному.

Дверь распахнулась. Николас Блейз мгновенно отпрянул и с хриплым звериным рычанием прыгнул на подоконник, а в следующее мгновение уже скорчился возле каменной балюстрады лицом к окну. В руке его появился пистолет. Суперинтендант Кэннок громко крикнул:

– Игра закончена! Лучше сдайтесь сразу. Сопротивление бесполезно.

Николас Блейз еще тяжело дышал после стремительного рывка, однако уже успел прийти в себя.

– Отличный ход, суперинтендант. Значит, все это время вы стояли за дверью и слушали. Как же я сразу не догадался?

Кэннок шагнул к окну.

– Если не хотите сделать конкретное заявление, можете ничего не говорить, – предупредил он.

Николас Блейз презрительно усмехнулся:

– Это официальное оповещение от имени полиции? Не беспокойтесь, суперинтендант. Боюсь, оставляю после себя некрасивую историю, но не сомневаюсь, что вы сумеете не допустить в газеты самые грязные подробности. Джеральд вернет колье, а Бенедикт не захочет скандала и не заявит о краже. Что же касается самого мистера Грейма, то ему придется прекратить шантаж. Сомневаюсь, правда, что вам удастся выдвинуть против него обвинение. Жертвы побоятся выступить в качестве свидетелей. Возможно, Бенедикт даже женится на Люси. Кажется, он влюблен по-настоящему, поэтому и заставил Напьеров поселить красотку у себя. Странно, правда? Великолепная Люси увлеклась как школьница!

– Немедленно вернитесь в комнату! – потребовал Мордекай Тремейн. – Уберите пистолет и вернитесь.

– Чтобы вы меня повесили? Не испытываю особого желания. Передайте Дени, что я люблю ее. Надеюсь, она найдет счастье вместе со своим молодым человеком.

Прежде чем Тремейн и Кэннок успели сообразить, что происходит, Блейз залез на балюстраду и выпрямился. На фоне медленно плывущих облаков четко обозначился его темный силуэт.

– Жаль, что не подумал о капсуле с цианистым калием. Было бы значительно проще. Прощайте, Мордекай. Зря я вас сюда пригласил.

Блейз неожиданно взмахнул пистолетом и рассмеялся при виде реакции своих врагов.

– Не бойтесь, он не заряжен. Настоящего убийцы из меня так и не получилось!

Суперинтендант Кэннок понял, что должно произойти в следующее мгновение, и бросился к окну, однако вытянутая рука словно схватила воздух. Николас Блейз шагнул в пустоту.

Лидия Дэр ужинала с убийцей.

Если ей и было страшно, это не отражалось в орехового цвета глазах, когда она смотрела на своего собеседника поверх белоснежной скатерти с искрящимся на ней грузом серебра и стекла, отполированного и выставленного, как она знала, в ее честь. Ни следа ряби на поверхности не выдавало нервную дрожь тонких пальцев, когда Лидия Дэр подносила бокал к губам.

Смакуя, она сделала глоток и повернула бокал так, что золотистые точечные блики затанцевали в ее глазах.

– Есть люди, считающие, будто шампанское не заслуживает славы, которой пользуется, – заметила Лидия, – но эта бутылка обратила бы их всех в свою веру, Мартин. От него становится легко и радостно, словно паришь над землей. Где вы умудрились его отыскать?

То, что своей похвалой она доставила удовольствие сидящему напротив мужчине, было очевидно, однако он постарался скрыть это, преувеличенно-небрежно пожав плечами.

– Свернул горы, – беспечно отозвался он. – Шампанское – напиток для особых случаев, а если случай более чем особый, то и шампанское должно ему соответствовать. – Он продолжил, понизив голос: – Дорогая моя, я не представляю, какой случай можно счесть более особенным, чем пребывание здесь, наедине с вами, пусть и краткое.

Взгляд Лидии смягчился. Она порывисто потянулась к его руке:

– Мартин, порой мне кажется, что вы самый милый убийца, какого я знаю.

Мартин Воэн улыбнулся:

– Это было забавно, Лидия. По-моему, так я еще никогда не развлекался.

В этот момент на убийцу он не походил. Поскольку убийцы встречаются в самых разных кругах и, как правило, от остальных людей не отличаются какими-либо характерными приметами или особенностями, выглядел он как по-мальчишески юный и вместе с тем незаурядный преступник. Мальчишеским видом был обязан воодушевлению, которое вспыхивало в нем мгновенно и разглаживало на лбу морщины, выдающие возраст, а незаурядностью – размерам лба и легкой седине зачесанных назад все еще густых и вьющихся тугими кольцами волос.

Мартин Воэн гордился тем обстоятельством, что по его лицу невозможно определить возраст – если не присматриваться к мелким морщинкам вокруг серовато-голубых глаз, в которых отражался опыт сорокапятилетнего существования, – и его плотно сложенное тело с широкими плечами не пало жертвой мясистой тучности, порожденной опасным сочетанием средних лет и успеха.