Тибо, заметив бледность Бланки, замолчал наконец и обернулся, а увидев Маргариту, встал и поклонился ей.

— Что вам угодно? — невыразительно сказала Бланка, глядя поверх плеча Маргариты: она всегда так глядела на нее, если только не хотела выразить ей весьма определенные чувства.

— Прошу простить меня, мадам, — проговорила Маргарита, выпрямляясь. — Я узнала, что его светлость граф Тибо нынче нас навестил. И вспомнила, что он обещал мне привезти рукописи мэтра Пьера Селье, шампанского трубадура, о коем в последнее время много говорят. Мне захотелось справиться, не запамятовал ли он о своем любезном обещании.

— Вам захотелось, — повторила Бланка. — А ежели бы вам захотелось прокатиться на птице Рух, мессир Тибо, вероятно, должен был бы слетать в небеса и поймать ее вам? Чего вам еще бы хотелось? Ну же, говорите, смелее.

— Я в самом деле обещал ее величеству привезти стихи моего прославленного ученика, — смущенно вставил граф Тибо. — И — ее величество на редкость проницательны — в самом деле запамятовал, за что мне нет никакого прощения. Что попросит у меня прекрасная королева во искупление моей преступной оплошности?

Он говорил раскаянно и так искренне, что Маргарита невольно улыбнулась. Граф Шампанский нравился ей — уже немолодой, с явно наметившимся брюшком и слишком тонкими ногами, питающий излишнюю слабость к широкополым шляпам, павлиньим перьям и приторносладким духам, он был, несмотря ни на что, хорошим человеком, а также славным воином, преданным Людовику — или Бланке, что было одно и то же. Маргарита чувствовала, что и сама симпатична Тибо, и, если бы хоть толика слухов о нем и Бланке была бы правдой, это дало бы королевематери лишний повод для нелюбви к Маргарите. Однако Бланка никогда не опускалась до открытого проявления этой нелюбви, тем более в присутствии тех, кто был тому причиной. В ответ на любезность графа она сухо улыбнулась одними губами и отвернулась к окну, делая вид, будто не слышит завязавшейся между Маргаритой и Тибо беседы.

Она терпела эту беседу минуты две, после чего, оборвав Тибо на полуслове, резко сказала:

— Все это очень мило, конечно, но мы с графом вели разговор, а посему не угодно ли вам, мадам, удалиться, коль скоро ответ на свой вопрос вы получили?

Тибо неловко замолчал, только теперь поняв, что вызвал неудовольствие своей повелительницы. Маргарита же подняла голову и посмотрела Бланке в глаза.

— Прошу простить меня, ваше величество. Я умолкаю и не смею более отвлекать его светлость от разговора с вами. Я посижу здесь, у окна, если вы позволите.

— Не позволю.

Плод слегка шевельнулся у Маргариты внутри, и она чуть не задохнулась.

— Вам дурно? — отвечая на ее взгляд таким же прямым взглядом непроницаемо черных глаз, холодно спросила Бланка. — Позвать вашу даму? Кстати, отчего вы пришли без нее? Кто с вами сейчас должен быть, де Вильпор?

— Дда, — выдавила Маргарита, чувствуя выступающий на висках пот и откидываясь на спинку кресла под встревоженным взглядом Тибо. — Да, но она… — «Если ты сейчас скажешь, — мелькнуло у ней, — что мадам де Вильпор уснула на посту, ей не миновать немилости. Бедная женщина не виновата в том, что Бланка использует ее в своей домашней войне с невесткой». — Я… простите, мадам, мне захотелось побыть одной, и я отослала ее.

— Вам захотелось побыть одной! Воистину ваши желания раз за разом становятся все неразумнее! То какието глупые стихи, теперь, видите ли, вам вздумалось остаться без надзора. А что, если бы вам и вправду стало дурно и что-то случилось с вашим ребенком? Кто был бы виноват тогда в этом? Взбалмошная девчонка, — последние слова Бланка пробормотала будто бы про себя, но и Маргарита, и Тибо ясно расслышали их. — Непременно напишу Людовику в следующем же письме, как вы дурно себя вели. Отправляйтесь немедля к себе и…

— Прошу прощения, мадам, но я желаю остаться, — задыхаясь, выговорила Маргарита и села еще прямее.

Обе королевы сидели какоето время друг против друга, скрестив взгляды, будто мечи. Тибо Шампанский в тревоге посматривал то на одну, то на другую.

— Ваше величество… — начал он наконец, неизвестно к кому обращаясь, и Маргарита сказала:

— Если ваше величество вело беседу о том, что не предназначено для моих ушей, то пусть ваше величество так и скажет. Если же нет, то я бы хотела остаться здесь и поглядеть немного на солнце, раз вы запретили мне сегодня гулять.

— Конечно, запретила, сегодня ветрено, вас продует, — раздраженно сказала Бланка и вдруг гневно посмотрела на Тибо, будто это он был во всем виноват. Граф Шампанский только развел руками. Бланка сжала губы и добавила, пронзив Маргариту леденящим душу взглядом: — Но коль скоро уж вы спросили, то — да, то, о чем здесь шла речь до вашего появления, я предпочла бы обсуждать без вас.

— Отчего? — пытаясь спокойно дышать, с расстановкой проговорила Маргарита. Ребенок в ее чреве толкался все настойчивей и сильнее. — Вы ведь говорили о войне с Англией, не так ли? Король, мой супруг…

— Король, ваш супруг, вот уже несколько месяцев сражается с мужем вашей сестры, — отрезала Бланка. — С которой вы, между прочим, ведете активную и не всегда… благонравную переписку.

— Откуда вы знаете? Откуда вам, ваше величество, знать, благонравны ли мои письма к Алиеноре?

— Потому что я их читаю. А как вы думали? — холодно и совершенно спокойно ответила Бланка, когда и Маргарита, и Тибо воззрились на нее с недоумением, пораженные больше будничностью ее тона, чем самим заявлением. — Вы родня нашим врагам, и, выбирая меж прежней своей семьей и нынешней, выбор сделали определенный; чего ж вам еще?

— Выбор? О каком выборе говорит ваше величество? Алиенора — моя сестра, я вырастила ее, была ей почти как мать! — воскликнула Маргарита. — Не могу же я теперь сделать вид, что мы чужие, потому лишь, что наши мужья…

— Потому лишь! — повторила Бланка, в негодовании вскидывая руки к небу. — Вы слыхали, Тибо, — потому лишь! В самом деле, так ли уж много значит, что вы миропомазанная королева Франции? Совсем немного, когда заходит речь о сношениях с вашей наглой сестрицей!

— Алиенора не наглая… не говорите о ней так… ваше величество. Она не выбирала себе мужа, так же как и…

Маргарита закусила губу, но было уже поздно: с ее языка сорвалось достаточно, более чем достаточно. О, как она жалела теперь, что пришла! Бланка вперила в нее неподвижный взгляд и процедила сквозь зубы:

— О да. Здесь вы правы вполне. Вашему батюшке, графу Раймунду, следовало думать трижды, прежде чем предлагать ее королю английскому, равно как и вас моему сыну. Ибо либо одно, либо другое, мадам: попытка усидеть на двух конях разом никого еще не доводила до добра. А сейчас, если вы желаете , отправляйтесь к себе и не покидайте ваших покоев до завтра. Вижу, вам решительно нездоровится, и вам следует лечь в постель.

Последние ее слова были, по крайней мере, правдой. С каждой минутой, проведенной в этом светлом, просторном зале, наполненном невыраженной и невыразимой ненавистью, Маргарите делалось все хуже и хуже. Зачем она вообще покинула свою темную и безопасную комнату? Она не знала, и мысль убегала из пальцев, словно оброненное веретено. Едва разбирая слова королевы-матери и не в силах больше выдерживать противостояния с нею, Маргарита поднялась со скамьи, пробормотала извинение и шагнула, чтобы в следующий миг покачнуться и осесть наземь. Тибо едва успел подхватить ее, и она ощутила на своем локте его сильную, горячую руку — руку друга, и вдруг ей захотелось заплакать, как маленькой, и припасть к его груди. Но уже через миг это побуждение ушло, сменившись болью, такой пронзительной и жгучей, что Маргарита закричала — сперва беззвучно, а потом в полный голос. Чтото с грохотом упало и покатилось, взметнулись юбки, гобелены и небо, и, теряя сознание, Маргарита ощутила еще одно прикосновение к своей руке — холодное, будто лед, от которого сжималось сердце.