с большим отрывом в семнадцать очков. И только благодаря удачному розыгрышу штрафного и отличному пасу Дэна мне удается размочить счет и заработать первые пять очков. Это возвращает нас в игру. А через две минуты Остроумов, обыграв желтых на краю, также заносит попытку, и мы продолжаем бой.

К середине игры нервы уже на пределе, команда выжата. Соперники сильные, но точная реализация на сороковой минуте после еще одной моей успешно занесенной попытки, и на перерыв мы уходим, сравняв счет.

Василич собирает всех, чтобы внести корректировки в состав и обложить нас для профилактики матом. Я стою чуть в стороне и слушаю все, пока по спине и лбу струится пот. Жара невыносимая сегодня. И у меня душа не на месте. Разговаривал с Микой утром, как проснулся, специально пораньше, чтобы не дергаться перед игрой, но сейчас отчего-то ощущаю растущую тревогу и, проверив телефон, вижу сообщение от нее.

«Набери, когда закончится матч»

Черт. Ну ни хрена хорошего это ж не значит! Предчувствие меня никогда не обманывает. Я без объяснений отхожу к трибунам и набираю ее.

— Ты уже все? — вместо привета раздается в трубке, и я сходу понимаю, что что-то не так.

— Перерыв у нас.

— А, — слышу напряженное, — и как игра?

— Щелкают нас, как орехи, но мы держимся. Что ты хотела? — я ни хрена не вежлив, но мне не нравится, что она юлит.

— Да я позже тебя наберу.

— Мика, что случилось? — У нее голос, как у робота, и это выводит меня из себя. Если она как раз у мамы… — С мамой что?

— Все в порядке.

Слишком спокойно.

— Не ври мне.

— Ян, она…

Мика, блять, всхлипывает и замолкает. Так резко, что тишина в динамике едва не выбивает почву из-под ног. И я боюсь переспрашивать, а она молчит. Молчит секунду, две, три, и после быстро лупит каждым словом по перепонкам.

— Я там сидела… на моих глазах… запищало, и она…

— Мика! — мой голос громом разлетается по полю и несется к ней по невидимым проводам. В мою сторону оборачиваются тренер и команда, на том конце громко сквозь слезы дышит Ланская.

— У нее остановилось сердце. Опять. Ее успели реанимировать, но они говорят… лечение не помогает. Они советуют подобрать хоспис, — шепчет уже еле слышно, а потом срывается в длинную тираду о том, что послала на хер лечащего врача и останется дежурить у маминой кровати до моего приезда, но я… я слышу ее, будто через толстую пленку. Звук приглушен и размазан, как в морской раковине.

Раздается свисток, который требует от игроков вернуться на позиции, и я растерянно оглядываюсь по сторонам.

— Хорошо, я… спасибо. Позвоню после игры.

В нападение включаюсь сразу, потому что выбора мне не оставляют. Нас давят. Придурки из СГУ реально с пропеллерами в жопах по полю гоняют. Мне же нельзя останавливаться, иначе я начинаю думать. Пока я по инерции двигаюсь, мчусь за мячом, все хорошо. Злость бросает меня снова и снова вперед. Особенно когда Книжник получает удар в голову и после перевязки возвращается на поле с кровавыми пятнами на бинтах. Отбитый малый, но это слегка устрашает соперников и поднимает боевой дух среди волков.

Илье удается поймать момент и зарядить точный дальний удар в ворота желтых практически с центра поля. Счет становится двадцать три — девятнадцать в нашу пользу. После мы тушим их контратаку, а Илья красиво тормозит их хукера на подступах к зачетной линии. Они крысятся, открывают рты на нас, но я не слышу, у меня в ушах звенит.

У нее остановилось сердце.

Опять.

Советуют подобрать хоспис.

— Бессонов, — орет тренер, подзывая меня, когда мяч выбивают за боковую.

— Че?

— Через плечо, играть можешь? — Я киваю. — Тогда по сторонам смотри.

Дальше схватка. Дэн с Саввой прорываются вперед, а я мчусь на обгон, чтобы пасовали мне. Далеко не ухожу, жду передачи, получаю толчок в спину, но на ногах все равно держусь. Бегу вперед. Остается метров пять до линии. Три. Два. Я поднимаю руку и заношу мяч, но земли не чувствую. Не приземляюсь, потому что сбоку меня сносит гребаный ледокол да с такой силой, что подкидывает в воздух. Я будто со стороны слышу треск ребер. Я ощущаю адскую боль в ноге, которую точно на части рвут, а затем падаю. Падаю и проваливаюсь в темноту.

Глава 28

Ян

Нервы — Вороны

Мне не хватает воздуха. Еще не открыв глаза, пытаюсь сделать вдох, но у меня щемит в груди, и я ловлю панику. Кашляю, и от этого боль лишь усиливается в разы, простреливает куда-то в позвоночник. Искры летят из глаз, а я, стиснув зубы, пытаюсь сесть и понимаю, что левая нога кажется мне неподъемной — не нога, а молот Тора, блин. И только после вижу на ней гипс.

— Вы победили, — голос, отдаленно знакомый, заставляет меня оторвать взгляд от постельного белья в цветочек, на котором я лежу, и посмотреть на…

— Папа? Ты что здесь забыл? Я, походу, приложился башкой?

Но папа, сидящий в кресле напротив с бумажным стаканом кофе из «Старбакса», в белом фирменном поло и с ровным бронзовым загаром, выдает идеальную улыбку, и я понимаю, что это не сон. Даже в самых бредовых глюках отец никогда бы мне не улыбался.

— Тридцать три — девятнадцать, вы выиграли. Поздравляю с победой, — он говорит со мной без претензии и обвинений, как будто это в порядке вещей, и за последние десять лет мы хотя бы раз не орали друг на друга.

— Это явно не моя заслуга, если я здесь… — Краем глаза замечаю тусклый свет в окне и не могу разобрать, это приближается вечер или еще не отступило утро. — Стоп, сколько я здесь уже?

Вряд ли отец попивал кофе, если бы я находился в отключке каких-то пару часов.

— Со вчерашнего дня, ты проспал… часов четырнадцать, наверное. Ты потерял сознание. Врачи говорят, болевой шок, тебя накололи обезболивающими.

Четырнадцать, мать твою, часов. Дальше я не слушаю.

— Телефон. — Я оглядываюсь по сторонам, тяну руки к тумбе и шарю по ящикам через боль в груди и во всем теле. — Мне нужен мой телефон.

— Он в вещах, твои друзья привезли. Сиди,