— Нечего объяснять, Ланскую никто больше не трогает, — говорю спокойно и жду комментариев, но даже Остроумов помалкивает.

— Тогда… — Книжник растерянно чешет репу и оглядывает всех по очереди, чтобы убедиться, что не один он ни хрена не понял. — Пойдемте внутрь? Зададим напоследок жару? Пусть нас точно запомнят!

Парни в ответ ржут и скандируют троекратное «да», пока я следую за ними с улыбкой во весь рот.

Декан толкает очень длинную нудную речь, от которой меня тошнит, но на этом наши пытки не кончаются. После его сменяют представители городской администрации и спонсоры, затем профессора и участники студсовета, а я уже мечтаю скорее свалить с этой ярмарки тщеславия. Парни тихо ржут, обсуждая что-то, и замолкают, когда их отчитывает заведующая кафедры. Я постоянно бросаю взгляды на часы, и мне кажется, что проходит целая вечность, на деле же и минутная стрелка не каждый раз двигается.

Девчонки, сидящие передо мной, обсуждают платья, которые наденут вечером в бар, где наши собираются отмечать выпускной. Его сняли в начале года, когда я еще принимал участие во всем, и мне это было интересно. Помню, вроде бы даже именно я настоял, чтобы выбрали его, а не «Золото», в котором мне не понравились позолоченные унитазы в уборных. Самое смешное, что все со мной согласились, хотя большинство сначала голосовали именно за цыганский стиль. А сейчас мне настолько побоку, кто с кем и что собирается пить. Жду, когда вручат корочку, и я официально буду свободен. От души благодарен отцу хотя бы за фамилию, потому что меня вызывают на сцену в первых рядах, передо мной только Аракелов, два Барановых и тип, чье имя я даже не повторю.

Забрав диплом, я не возвращаюсь на место, где сидел. Краем глаза вижу удивленные взгляды Дэна и многих других, но игнорирую их, ловлю фокус на дальней двери и шагаю к ней. В коридоре за актовым залом я выдыхаю, ерошу волосы, которые для приличия зачесал назад, потому что так бы понравилось маме, и проверяю телефон. Мика отписалась, что одна из первых сдала тест и уже ждет меня в холле. Я улыбаюсь и не замечаю, как спешу по лестнице вниз. Только когда чуть было не заплетаюсь в ногах, притормаживаю и сам над собой смеюсь. Что она сделала со мной? Чем приворожила, если мне на хрен не сдалась вся моя жизнь, где ее нет?

Я нахожу Ланскую в толпе еще издалека, среди снующих мимо студентов. Ничего не могу поделать, это, видимо, не лечится, глаза притягивает к ней, как магнитом, только она оказывается в зоне доступа. Сначала нахожу ее, а потом Софу, которая, блять, размахивает руками у Мики перед лицом. Я спускаюсь на несколько ступеней вниз и пытаюсь понять, что происходит.

— Сказала тебе! Сними ее! — Софа орет, будто ей лезвия под ногти загоняют в эту самую минуту, и тянет Ланскую за рукав кожанки. Моей кожанки, которую я сам, по своей воле отдал, потому что в ней она смотрится круче любой байкерши. Прям дитя рок-н-ролла.

— Отвали! — не теряется Мика и толкает Софу с такой силой, что та отлетает на метр назад, но тут же бросается на нее снова.

— Снимай! Она не твоя! Он никогда не будет твоим!

Лазареву тормозит Юля, девчонка Ильи, которая вечно следует за ней тенью и подтирает явные косяки, а перед Микой выпрыгивает красноволосая коротышка из ее рассказов, с которой они раньше таскались вместе.

— Я видела, как она приехала с Бессоновым. Все видели, Соф.

— Спасибо, но я обойдусь без адвоката, — заявляет моя девочка и, обойдя свою бывшую подружку, становится нос к носу с Лазаревой. — Тебе нужна кожанка? Сувенир на память о Яне? Прости, но…

Она хлопает по карманам, лезет под куртку, замирает, будто что-то нашла и достает… Я с трудом сдерживаю смех, потому что она показывает Софе средний палец. И такая гордость за нее растекается от сердца по венам. Я вроде бы и понимаю, что пора вмешаться, но не могу перестать балдеть от нее, упиваться ее силой и безбашенной храбростью. Мика, наверное, самый смелый человек, которого я знаю.

И она меня любит. Вот только за что?

Когда Софа в очередной раз рыпается на нее, я ломлюсь вперед и уже не молчу.

— Воу-воу, что здесь происходит? — подаю голос.

— Ян, ты… — Софа выдает фальшивую улыбку, а я делаю то, что должен был сделать еще на парковке — обнимаю Мику, положив руку ей на талию, и целую в висок. Не собираюсь устраивать показательные выступления, но мне нужно, чтобы все уяснили: кто обидит ее, будет иметь дело со мной.

— Все хорошо? — спрашиваю Мику, и она мне кивает.

— Да-да, все отлично.

Не могу оторвать от нее взгляд, даже зная, что все на нас смотрят. Не понимаю, как мог так долго просто ходить мимо, когда в ней меня цепляет абсолютно все. Как мог дышать с ней одним воздухом и не пьянеть от него? Как мог смотреть ей в глаза и… ненавидеть? Потому что не выходит теперь. Больше нет. В ее ярко-голубых глазах лучше, чем в серной кислоте, растворяется злость, обида и желание мстить. Рядом с ней я чувствую себя чистым и готовым к новым свершениям.

И не сразу слышу слезливый голос Софы.

— Пожалуйста, Ян…

— Что?

Я ведь не хотел всего этого, но Софа просто не понимает по-другому и не оставляет мне выбора.

— Она хочет поговорить с тобой, — поясняет Мика и смотрит на меня спокойно, будто не против. — Я подожду на улице, если вы недолго.

Она поджимает губы, глядя на сдавшую Софу, по щекам которой черными влажными дорожками растекается тушь. Мне самому не по себе от этого цирка и хочется извиниться именно перед Микой, потому что она заслуживает большего.

За что она меня любит, не пойму?

— Не уходи никуда с крыльца, — говорю ей, будто отдаю приказ, злюсь, сука, а затем поворачиваюсь к Софе: — Пять минут, не дольше.

Я иду вперед, зная, что она пойдет за мной. С Микой бы оборачивался после каждого шага, проверял, боясь упустить. С Софой все иначе. Ничего, кроме равнодушия, я к ней уже не испытываю. Как будто если она сейчас исчезнет, я только выдохну. По пути нетерпеливо дергаю двери — одну, вторую, третья наконец поддается.