— А что такое, детка?

— Я все знаю.

— Что ты знаешь?

— Про его другую женщину. Ту, с которой у него была связь перед тем, как он погиб.

Ее морщинистые губы сжались, и она откинулась на спинку стула.

— И про его другого ребенка, — продолжала я. — Бесполезно делать вид, будто ничего не было. Слишком поздно. Но я хочу послушать твои объяснения.

— Проклятье! — сказала она. — Я догадывалась, что в один прекрасный день это случится. Откуда ты узнала? Кто тебе сказал? Ты не должна верить ничему, что тебе говорят. Здесь есть всякие дрянные люди, которые только и думают, как бы подгадить.

— Именно поэтому я пришла к тебе. — Я наклонилась к ней. — Я знаю, что могу тебе доверять, что ты скажешь мне правду.

— Правду? Правда — лживая нищенка. Моя правда, твоя правда. — Она тяжело вздохнула. — Все это так расплывчато. Ты услышала это от Полл?

— Нет. Она понятия не имеет, что мне что-то известно.

— Тогда от кого?

— Послушай, расскажи мне свою версию событий, и тогда я скажу тебе, как я это узнала.

Лицо Кэллума промелькнуло перед глазами, и что-то сжалось в груди. Не надо думать о нем.

Кисси, обвиснув, сидела на стуле.

— Я думаю, ты должна об этом знать. Тебе сейчас сколько? Восемнадцать. Раньше не стоило этого делать — рассказывать о прегрешениях твоего отца, — это не привело бы ни к чему хорошему. Он ведь для тебя был всем, твой папа, что бы он ни сделал. Как можно от тебя это скрыть? Я никогда не была о нем высокого мнения, но не собиралась ничего рассказывать, чтобы не огорчить тебя.

— Но мне надо узнать правду.

Глядя ей в лицо, я видела, что она никак не могла подобрать слова.

— При условии, что ты не рассердишься на меня. Не стреляйте в гонца, как говорят. Я всегда старалась защитить тебя, как могла, с моими ограниченными возможностями. Ты была мне как дочь. — Она протянула руку, я встала и опустилась на колени у ее стула. Она взяла мою руку и сжала пальцы. — Ты мне очень дорога.

— Хорошо. Расскажи, что знаешь.

Ее голос перешел в шепот:

— Полл рассказала мне это примерно через месяц после того, как Винс бросил ее. Она была растеряна, оказавшись с тобой на руках. Ты ведь не была легким ребенком, благослови тебя Господь, а она так была потрясена смертью сына! И тогда же ее оставил муж. Но это ты наверняка знаешь: Винс сбежал с твоей матерью. Представляешь? Говорю тебе, в тот момент, когда Элизабет Кэсл вошла в эту семью, она начала отравлять ее. Она была злом.

Так вот, Полл пришла навестить меня, я была дома, и мы открыли бутылку шерри. Мы говорили о прошлом. Когда ее младшая сестра Мэри умерла от полиомиелита, ей было только семь, и Полл все для нее делала, а ведь Флоренс так часто болела. Одевала ее, кормила. Они были очень близки. Смерть малютки Мэри была страшным ударом для Полл. Джин не так страдала; она всегда была в стороне. Я совсем не удивилась, когда она эмигрировала.

Мы помянули ее отца, который так внезапно умер от перитонита, ему было всего пятьдесят. Вся страна отмечала коронацию, радовалась, и им от этого было еще тяжелее. В 1979 году Полл потеряла мать. Один удар следовал за другим.

Когда мы расправились с бутылкой шерри, она была уже порядком пьяна. Она сказала мне:

«Кисси, я больше никогда ни о ком не буду жалеть. Все это причиняет такую боль».

Потому что она боготворила Роджера, просто души в нем не чаяла. И после его смерти была уверена, что хуже уже ничего не может быть. И вот неожиданно появляется эта женщина с крошечной девочкой и говорит, что это его дочь, и что он ее обрюхатил во время Недели первокурсника, будь она неладна.

— С девочкой?

— Вот почему Полл была такой негостеприимной. Все могло быть иначе, если бы ребенок оказался мальчиком. Она мечтала о внуке. Она ведь не особенно жалует женщин, наша Полл.

Я была в полном замешательстве. Неужели мой отец сделал еще и третьего ребенка?!

— Полл сказала мне, что вышвырнула эту женщину из своего дома, потому что та явно лгала. Она попала в затруднительное положение, нуждалась в деньгах и опустилась до того, что пошла с такой придумкой к убитой горем матери. Роджер никогда бы не стал вести двойную игру, сказала Полл. Но даже когда мы сидели вместе и качали головами, мы обе знали, что мог. Он был избалован, вот в чем была его проблема. Его баловали с самого рождения. Я, конечно, не сказала ей этого и поклялась хранить все в тайне. Мне действительно было ее жаль, ну и потом я знала, что это разговор на пьяную голову и что на следующее утро она проснется и пожалеет о своей откровенности. С тех пор мы ни разу не говорили об этом.

— Но — девочка? Кисси, этого не может быть!

— О чем ты, дорогая?

И я рассказала ей о Кэллуме. Как впервые разговорилась с ним на автобусной остановке, как встретила его в библиотеке, и кто он такой, по его утверждению.

— Он сказал, что нашел меня по Интернету, — сказала я, вспомнив, какой счастливой я была в тот день в кабинете мисс Мегеры, и что теперь все хуже некуда. — Он рассказал мне о своей жизни и своих увлечениях, о том, что он «прямой и откровенный». Я хорошо это запомнила. Конечно, теперь я не верю ни единому его слову. Он может быть кем угодно и жить где угодно. И он все время расспрашивал про отца — какую музыку тот слушал, какие картины смотрел и все такое. Притворялся, что его интересует моя мать. — Я вспомнила, как он сосредоточенно рассматривал ее фото. Господи, каким он, оказывается, был хорошим актером!

— Ты сама впустила его в дом? — Кисси помрачнела. — Знаешь, я думаю, ты легко отделалась. Он мог с тобой что-нибудь сделать.

Я вспомнила, как он украл отцовскую схему таракана. Что еще он мог стащить, пока был у нас в доме?

— Он показался мне милым.

— Они все кажутся милыми. Ты не обращалась в полицию?

Несмотря на всю тяжесть ситуации, я не смогла сдержать улыбку.

— И какое ему предъявят обвинение? Что он притворился моим кузеном?

Кисси нахмурилась.

— Один телефонный звонок не повредит. Может, он числится у них в картотеке.

Я покачала головой. Как объяснить ей, что, несмотря на всю