В квартире меж тем кипела работа: Лилька выбрала себе какие-то гэдээровские тарелочки с цветами и золотой каймой (в микроволновку такие нельзя), Титания заканчивала паковать книги (их в квартире было много, но никаких жемчужин работники слова среди них не обнаружили – сплошь советский шлак и никому теперь не нужные классики) и уже поглядывала в сторону пластинок в полинявших конвертах.

– Наташка, тут вот «Гамлет» пятьдесят шестого года, детгизовский, нужен тебе? – спросила она у Стафеевой. Спросила без вопросительной интонации, как бы констатируя факт – не нужен, мы все это знаем, так уж, для порядка спрашиваю.

Наташа взяла в руки потёртый томик. Перевод Пастернака, любимый. На обложке – унылый женственный Гамлет. Подпёр щеку обеими руками, обдумывает: быть или не быть?

Титания забрала у неё книгу, погладила обложку пальцем и фыркнула:

– Ну надо же, как на Витьку похож!

Витька – сын хозяйки квартиры, первый муж Титании.

– Девочки! – воодушевилась Лилька. – А давайте погадаем!

– Я на «Гамлете» не гадаю, – сказала Стафеева. – Слишком опасно.

– Да не боись ты! Вот я наугад открою, ты скажи, какая строка сверху или снизу.

– Девятая. Сверху.

Лилька открыла книгу и под общий смех прочитала:

– Так погибают замыслы с размахом, когда-то обещавшие успех…

– …от долгих отлагательств, – кивнула Наташа.

– Это нам всем знак, что надо работать и не отвлекаться, – сказала Титания. – Так берёшь книгу, Стафеева?

Наташа почему-то снова кивнула. И разозлилась на всех сразу, даже на Шекспира. Зачем ей этот ветхий томик?

От злости потянула на себя ящик комода (или, может, буфета? Раньше это вроде бы так называлось) и чуть не задохнулась от отвращения. Там лежали волосы – отрезанные и сплетённые в косу.

– Подумаешь, – пожала плечами Аня, – такое у многих есть. Можно сдать по объявлению, на парики.

– Нет! – тонким голосом крикнула Титания. – Никаких париков! Прихвати тряпкой вот так, чтоб рукой не касаться, – и в ту коробку, это на выброс.

Наташу всё ещё слегка подбрасывало от омерзения, оно бежало по позвоночнику, спускалось к ногам.

Хотя, если подумать: ну что такого? Чем эта отрезанная коса красивого, кстати, золотистого цвета отличается от детгизовского «Гамлета»?

Стараясь не думать о том, какие ещё бездны может таить в себе комод-буфет, Стафеева открыла другой ящик – и высвободила из плена палехскую шкатулку, на крышке которой красавица в красном платке явно намеревалась пойти навстречу своим грешным желаниям с молодым ямщиком, а рядом в нетерпении переминалась с ноги на ногу тройка тонконогих жеребцов.

– Титания, ты представляешь себе, почём нынче палех? – поинтересовалась Стафеева.

– Понятия не имею. Лучше скажи, с каких пор тебя интересуют старые вещи?

Наташа, не ответив, открыла шкатулку – там лежал змеиный клубок цепочек и бус, вроде бы золотые серьги, а ещё совершенно новые запонки, прикреплённые к кусочкам картона, – и кольца. Четыре кольца.

Раньше их, наверное, назвали бы перстнями.

Первое было, судя по всему, из мельхиора – тёмный мягкий металл окружал затейливыми витками горбатый зелёный камень. Таким удобно стучать кому-нибудь в спину, подумала Стафеева. «Простите, пожалуйста, не могли бы вы…» Камень вроде бы похож на малахит, а впрочем, кто его знает.

– Змеевик, – сказала Лилька. – Ой, девочки, у моего Серёги продавался недавно календарь с камнями совершенно дивный!

Второе кольцо было широкое, как проволока от советского шампанского, и так же точно царапалось (Наташа потихоньку примерила его – и сразу же стащила с пальца, вспомнив о своей знаменитой брезгливости). Оправа напоминала кованую садовую решётку и обрамляла непрозрачную каменную каплю мятного цвета.

Третий перстень – с янтарём грушевидной формы, глядевшим из серебряной оправы, как из окна. Сверху торчали три маленьких цветочка. Это кольцо у хозяйки было самым любимым – судя по мелким царапинам и довольно заметному пятнышку рядом с пробой. Янтарь был живой, оттенка гречишного мёда – и казалось, что если ударить по нему хорошенько, то камень треснет, и польётся оттуда сладкая вязкая жидкость.

В четвёртое кольцо Наташа влюбилась. Хорошо огранённый голубой топаз поймал последний луч жалкого московского солнца – и подмигнул ей от души. Стафеева растерянно крутила кольцо в руках, не решаясь вернуть его на место, в шкатулку.

Кольцо как будто бы не хотело туда возвращаться!

«Моя прелесть», – подумала Наташа, а вслух сказала:

– Ну вот эти кольца точно можно выгодно продать!

– Да не будем мы ничего продавать, я же объяснила! – разозлилась Титания. – Нравится – бери. Носи, продавай, мне всё равно.

Но всё-таки подошла, заглянула в шкатулку.

– А, это Витькиного отца работа. Он был ювелир-самоучка. Любил вот такие цветочки клепать.

– Но ведь красиво, – робко сказала Стафеева. – Красивые кольца.

– Ты нормально себя чувствуешь? – забеспокоилась Лилька. – Я на тебе отродясь никаких колец не видала, а это вообще какие-то дикие перстни из прошлого.

«Красивые», – упрямо думала Наташа.

Из квартиры они выбрались поздним вечером. Семён соблаговолил прибыть после десяти, уже после того как разъехались грузчики (Титания подарила им гарнитур из четырёх крепких стульев и тумбочку). Развёз подруг по домам. Наташа прижимала к себе пакет, до краёв набитый ненужными ей вещами: к Шекспиру и шкатулке с украшениями (там были не только кольца, но и запонки, и мёртвый узел цепочек, и золотые серьги: показалось неправильным их разлучать, как сестёр в детдоме или близнецов в армии) добавились синий с золотом заварочный чайник (у Наташи были в ходу исключительно пакетики), стопка хрустальных розеток (варенья она не ела) и картинка с поломанной рамой, изображавшая грустную собаку.

Лилька несколько раз пыталась пощупать Стафеевой лоб, но та вырывалась, отшучиваясь.

– А как звали твою свекровь? – спросила Наташа у Титании, прежде чем расстаться.

– Марина Леонидовна.

Наташе ничего не сказали эти имя с отчеством – что было, в общем-то, странно, потому что имена и названия с ней обычно разговаривали и вели себя откровенно, как старые подруги. Такие, которым не обязательно благодарить друг друга за помощь, – она как бы сама собой разумеется, идёт в комплекте.

Пакет с трофеями Наташа оставила в прихожей своей белой квартиры. Сначала решила убрать его с глаз долой в шкаф, но потом передумала.

Вещи Марины Леонидовны не подходили к Наташиному жилью, к её образу жизни, к самой Наташе. Но почему-то она захотела унести их с собой – а почему, это ей было неясно.

Собралась спросить у подруг, но застыдилась. Лилька и так издевается, Ане всё равно, а Титании хватает забот с ремонтом и ослиной головой, твёрдо, судя по всему, настроенной на побег.