Произнося эту пламенную речь, Вадим Всевластович даже несколько раз прослезился. Князь Дмитрий Александрович и сам был не согласен со своим духовником, но ослушаться игумена не решался.

– Не кручинься, Вадим Всевластович, я ценю ум твой. Ты всегда будешь в ближниках моих ходить, так как я понимаю, что многие на тебя попросту напраслину возводят, желая занять твоё место. Может, тебе стоит подружиться с игуменом Максимом?

– Нет, князь. Не за тебя мне больно. Нет. За Русь душа кровью обливается! Как же будет так, если князья умнейших людей от себя отгоняют по слову чернецов, которые вместо того, чтобы в государственные дела лезть, должны Господу о душах мирян молиться!

Сказав это, Вадим Всевластович повернулся к иконам и перекрестился. Князь Дмитрий сделал так же.

– Ладно, князь, – сказал Вадим Всевластович, – надо мне горло промочить. Давай за невесту твою мёду испьём. Нет, прикажи принести вина заморского, а то мёд мне уже опостылел. Хоть я и не сторонник твоего брака с Данииловичами, но ради тебя пару чарок испью.

– Вот это добро, – радостно сказал князь Дмитрий, – а то ты прямо сам не свой. Выпьем заморского вина и повеселеем. А что ты скажешь про Юрия Андреевича, того, кого вместо меня в Новгороде наместником поставили?

– А что про него говорить? Слабый и никудышный он человечек, между нами говоря. Разве можно взять город, у брата твоего вырванный! Да я бы никогда в жизни такого не позволил себе! – пуская слезы, между глотками говорил Вадим. – Не человек он благородный, а пьяница, а теперь это и вылезло все наружу.

Именно эти домыслы и рассуждения и были тем ключиком, который нашёл к Дмитрию Александровичу Вадим.

– Ну, знаешь, Вадим, новгородцы долго терпеть его не будут! Возьмут и прогонят.

– Да, князь, и поделом собаке! Будет знать, как чужое присваивать. Вот пусть в Суздале сидит, а не на новгородском княжении.

Князь и его ближник опустошили ещё по одной чарке. Приятное тепло разливалось у них по телу, и они уже никуда не спешили. За окном в это время падали крупные хлопья снега.

Княжич Василий некоторое время решил пожить в Медведках и получше разобраться в ситуации. Прошло две недели, и княжич постепенно привык к тому, что всё здесь напоминает ему о Елене. Вскоре он настолько свыкся с этой болью, что однажды перестал её чувствовать.

Княжич Василий хотел вновь и вновь вернуть это чувство боли. Для этого он каждый день ходил на могилу своей возлюбленной и на место, где раньше полоскали белье.

Василий боялся потерять эту боль и желание мстить за Елену, так как вместе с этим чувством мог уйти и тот смысл жизни, который он для себя нашёл.

В один из таких дней, когда княжич уже уходил от могилы Елены, к нему подошёл отец Никодим. Он был настоятелем храма, который Василий построил в Медведках.

– Благослови меня, отче, – обратился Василий к священнослужителю.

– Вижу, ты на кладбище часто заходишь. Послушай, Василий, я приглядываюсь к тебе и вижу, что специально ты в себе тоску нагоняешь. Это грех. Елена умерла, и тебе надо отпустить её и жить дальше. К тому же, прости меня за грубость, но позволь спросить тебя – сколько лет ты знал Елену? Молчишь. Люди хоронят и тех, с кем жизнь прожили.

– Ты хочешь сказать, святой отец, что я должен забыть её?

– Ты уже забыл. Не пытайся вечно скорбеть о ней.

– Прости, отец Никодим, но не могу я тебя послушать.

Сказав это, княжич пошёл прочь от церкви. В этот день он решил пойти к Архипу, человеку, которого Судимир Борисович, староста поселения, подозревал в убийстве Елены. Когда княжич подошёл к его избе, то и впрямь был несколько удивлён. Изба новой постройки была одной из самых красивых в поселении.

– Милости просим к нам, – кланяясь, сказала хозяйка, которая находилась на улице.

– Спасибо. А Архип, супруг твой, где?

– Сейчас позову, – ответила хозяйка.

Архип вышел на крыльцо и, увидев княжича, тут же поклонился ему.

– Милости прошу к огню. На улице сейчас холодно. Проходи, княжич.

Василий вошёл в избу. Несмотря на то, что снаружи изба казалась просторной, внутри было тесно. Топились по-чёрному, и поэтому все стены были в саже.

– Скажи, Архип, а чем ты в день смерти Елены занимался?

– Не помню, княжич. Никогда не думал, что меня об этом спросят.

– Почему не думал? Потому, что все концы в воду спрятал?

– О чем ты, княжич?

– Ты Елену убил, получив деньги от моего брата!

– Никого я никогда не убивал, княжич! Я простой труженик, а не душегуб. Всё своим трудом получил, а не злодействами! Елену я и вовсе почти не знал, да и не посмел бы я невесту княжича утопить. Сама она утонула.

– Врёшь, собака! – сказал Василий и схватил Архипа за грудки. – Взял деньги от моих братьев и убил любовь мою! Они сами сознались, что убийство её – их рук дело.

– Даже если это было бы так, ты с братьев за смерть в первую очередь спросить должен, а не с меня! Княжич, не бери грех на душу! Не убивал я любимой твоей!

– Я не верю тебе, Архип! Судимир Борисович тоже тебя подозревает! Ты убил её!

– Не я! Помилуй, князь, да никогда я крови человеческой не проливал!

Гнев совсем затмил разум княжича. Всё казалось очевидным. Перед ним на коленях стоял убийца его невесты. Княжич с силой ударил его по лицу. Архип не сопротивлялся, а лишь твердил о своей невиновности и взывал к Богу. Княжичу казалось, что это только доказывает его вину, и он вновь и вновь наносил удары.

– Убийца! Душегуб! – избивая селянина, кричал Василий.

Архип упал на земляной пол, а княжич принялся бить его ногами. Тут в избу вбежал отец Никодим, которого, по всей видимости, позвал кто-то из родных Архипа. Отец Никодим тут же схватил ведро воды и окатил им Василия.

– Остынь, я сказал! Изыди, дьявол, из раба Божьего Василия! – сказал Никодим. – Ты зачем невинного человека жизни лишаешь?

– Уйди с дороги, чернец! Я потомок Рюрика и в своём праве!

– А я слуга Господа, и если хочешь жизнь этого человека забрать, бери и мою! Вася! Гнев, который ты в себе разжигаешь, готов уже сожрать тебя. Елена уже предстала перед очами Господа и с неба смотрит на тебя. Стыдись.

– Так он убил её!

– Кто сказал эту глупость? Уймись, княжич, заклинаю именем Господа нашего. Уйди из дома этого человека.

– Тебя послушать, так ты и вовсе скажешь простить его!

– Чтобы ты мог простить его, он должен быть виновным. Выйди отсюда!

Княжич Василий пнул последний раз Архипа и вышел из его дома. На улице он увидел группку детей разного возраста, почти раздетых, которые жались друг к дружке. По всей видимости, это были дети Архипа.