– На Фернанду не похоже, – заявила Алиса и вздернула подбородок.

– А знаешь, ты права. Фернанда говорила, что она ненавидит эту песню, каждый раз, когда мы заводили ее у себя.

– Вот так сюрприз.

– Кем бы ни была эта Ma jolie, она для него много значит. Смотри, как тщательно он выписал эту музыкальную ноту. Это явный намек. Я знаю, как он мыслит… готова поспорить, это указание на что-то общее между ними. Какой-то чудесный секрет.

– Получается, он завел новую любовницу?

– Я в этом уверена, – ответила Гертруда.

– Но кто это? Среди его близких знакомых нет никого заметного, не так ли? Что касается других, вроде Жермены и Алисы Принсет, то их он уже давно покорил.

Они неспешно перебрали длинный список кандидаток – женщин, известных своей доступностью не только для Пикассо, но и для всего парижского света.

– Да, ситуация непростая, – наконец заметила Гертруда. – Не могу представить, кому хватило смелости пойти наперекор Фернанде Оливье и побороться за сердце Пабло Пикассо.

В конце концов, испытание оказалось слишком трудным для Евы.

Находиться так близко к мужчине, рядом с которым она хотела быть больше всего на свете, и понимать, что она может с ним расстаться навсегда, становилось для нее нестерпимым. Она никак не могла набраться смелости, которую открыла в себе в тот вечер, когда вышла на сцену «Мулен Руж». Поскольку Сильветта все еще находилась в больнице, Еве было не с кем посоветоваться и некого винить, кроме себя. Она снова чувствовала себя полной дурой.

Сейчас она сидела одна на подоконнике спальни в «Отель-де-Артс», стены которой были выкрашены в бежевый цвет, и смотрела на крыши парижских мансард. Суровая реальность проникала в комнату вместе с резким дневным светом. Сначала ее план выглядел безупречно: она уберет коротко стриженные волосы под фуражку для верховой езды и наденет мужские брюки от костюма из гардеробной «Мулен Руж». Ева была достаточно миниатюрной, чтобы притвориться подростком.

Она проникнет в Бато-Лавуар под видом посыльного, а потом – будь что будет. Судьба позаботится о том, чтобы Пикассо узнал правду. Все казалось очень простым, когда она поднималась к Монмартру по бесконечным лестничным пролетам. Но когда девушка остановилась на вершине лестницы, чтобы перевести дух, то посмотрела вниз и заметила две фигурки на фоне ярко-синего неба. Гертруда и Алиса заметно отстали от нее, но тоже поднимались по лестнице. Их было трудно с кем-то перепутать: Гертруда была одета в длинный бесформенный кафтан, а Алиса нарядилась в платье с ярким африканским орнаментом.

По мере их приближения Еву охватила паника, едва не расстроившая ее планы. Но она все-таки добралась до коридора в Бато-Лавуар, прежде чем мужество совершенно оставило ее. Со слезами на глазах она скомкала записку Фернанды, в отчаянии сунула ее под крышку унитаза и убежала.

Теперь, сидя в одиночестве, она едва не плакала, уже второй раз за день. Она поступила правильно, но презирала себя за этот поступок.

Ева незаметно заснула на подоконнике, но смешки и шепоты в коридоре внезапно разбудили ее. Когда она открыла глаза, то увидела, что небо снова прояснилось и стало безмятежно-лазурным.

– Говорю тебе, это он! Я видела его раньше. Посмотри вниз, на улицу!

– Он такой красивый и знаменитый! Какого дьявола ему нужно от Марсель?

Голоса доносились из-за тонких стен, разделявших маленькие комнаты. Ева выглянула наружу и увидела Пикассо, стоявшего у дверей пансиона в темном костюме, шляпе и черном шелковом галстуке. В руках он держал букет цветов: маргаритки, нарциссы, ландыши и белые розы, перевязанные ярко-желтой лентой. Цвет ленты напомнил ей о материнском кимоно. Сначала она была слишком потрясена и не могла прийти в себя. Даже после всего, что произошло между ними, казалось невероятным, что он придет сюда ради нее.

Ева спрыгнула с подоконника и посмотрелась в зеркало на стене рядом с кроватью. Она ущипнула себя за щеки, уже покрасневшие от волнения. Потом она быстро надела туфли и распахнула дверь с такой силой, что створка отлетела в сторону и с глухим стуком ударилась о стену. Смешки и шепоты стихли, когда Ева появилась в коридоре и торопливо прошла мимо любопытных девушек, собравшихся вокруг.

– Думаешь, это правда? – услышала она голос одной из танцовщиц, спускаясь по крутой изогнутой лестнице в прихожую с голыми каменными стенами. Ева торопилась выйти на улицу.

Ева совсем запыхалась, когда наконец подошла к нему.

– Поедем вместе со мной, любовь моя, – нежно произнес Пикассо.

– Уехать из Парижа?

– Да, и от всех этих драм.

– Но я хочу работать. Мне нравится моя работа, и я горжусь тем, что всего добилась сама.

– Я не собираюсь тебе мешать. Скорее, я хочу, чтобы мы помогли друг другу осуществить наши мечты. Тебе предстоят новые планы и еще более великие достижения.

– Но мне придется оставить «Мулен Руж».

– Я тоже расстанусь со своим прошлым, – сказал Пикассо, и она поняла, что он имеет в виду Фернанду.

– Ты уверен, что уже готов к этому?

– Совершенно уверен.

Пикассо протянул ей цветы, и Ева поднесла их к лицу. Потом он привлек ее к груди и легко поцеловал в подбородок. Она ощутила в этом прикосновении почтение, как будто была для него драгоценностью.

Ева слышала наверху голоса танцовщиц, выглядывавших из соседних спален, но ей было все равно. Ничто, кроме них двоих, больше не имело значения.

– Куда мы уедем?

– В Пиренеях есть славный городок под названием Сере. Там я буду свободно работать, и мы сможем быть вместе.

– Хорошо. Тогда мне нужно вернуться к себе и собрать вещи, – с довольной улыбкой отозвалась девушка.

– Оставь все как есть, ma jolie. Я сделаю то же самое.

Она опять-таки поняла, что он имеет в виду Фернанду, и хотела спросить, известно ли ему о Убальдо Оппи или о том, что привело к окончательному разрыву. Но независимо от ответа это ничего не меняло. Ева отправилась бы куда угодно за Пикассо, потому что теперь верила, что он любит ее так же сильно, как и она его.

– Я никогда не была в Пиренеях.

Она будет для него замечательной спутницей, куда бы ни привело это новое странствие, и найдет способ для применения своих талантов. Ева пообещала себе сделать это, когда он взял ее за руку и повел по узкой аллее. И она не будет пренебрегать любовью, которую он заслуживал, как это сделала Фернанда. Несомненно, она станет последней, самой большой любовью Пабло Пикассо.

Он держал ее за руку, когда они миновали каменную церковь Сен-Пьер и направились к обрамленной тенистыми деревьями площади Равиньян со скамьями, уличными фонарями и множеством голубей.