в сторону сталинской высотки величественно торчащей на другом берегу реки, ему вдруг вспомнилась Нина Николаевна, которая, видимо, переживала подобные же ощущения и ей, так же, как и ему, хотелось что-то сделать для человека, которого любишь. У Аристарха, помимо квартиры, оставалось очень много денег, но деньги им воспринимались только, как бумажки или сухие циферки на счёте, а в квартире, как ни крути, есть нечто большее — тепло, энергия и воспоминания. Майозубову показалось, что раз ему прекрасно тут жилось, то и Эвелина будет счастлива.

Миновав мост, поэт оказался рядом с гостиницей, которую по старой привычке называл «Украина». До дому оставалось около трёх минут неспешной прогулки, понятные переживания, связанные с решением юридических дел, полностью отпустили, но на их место пришло некое удивление, природу которого пока не получалось осмыслить. Впрочем, гений знал, что такие странные чувства не появляются просто так, поэтому сосредоточил все силы, для поиска вызвавших их причин, но вместо ответа на вопрос предсказуемо родились стихи:

Привычки — серые мышки,

Грызут повседневности сыр,

Роняя крошки — мыслишки

В угоду будней проныр,

Всё скучно и как по рельсам

Судьба шлёт банальный привет,

А на столе, возле рюмки,

Взведённый лежит пистолет…

Ответа так и не пришло, и уже свернув к дому, он заметил спортивную машину с огромной цифрой семь на капоте. Аристарх сначала не придал увиденному значения и привычно присел на скамейку, возле детской площадки, чтобы записать в блокнот свежий стих и лишь после этого снизошло неожиданное озарение. Во-первых, ему весь день не попадались цифры, а во-вторых, цифра семь стала первой, которую он сегодня увидел. Проблема состояла в том, что по сложившийся логике, её никак не должно быть, так как семёрка выпала днём раньше, и чтобы перепроверить самого себя, Майозубов пересчитал голубей, клюющих хлеб возле песочницы. Их оказалось ровно семь, отчего Аристарх оцепенел, ведь получилось, что счётчик вангующий последний день почему-то остановился, что мгновенно породило немного трусливый вопрос: так ли это? И сразу же разумный следующий: надолго ли?

Поражённый случившимся поэт поднялся со скамейки, желая пойти к подъезду, но остановился, отметив очередную странность — во дворе стояла большая машина с тонированными под ноль стёклами. Несмотря на то, что чужие иногда пользовались придомовой парковкой, это авто особенно резануло глаза, так как в машине явно кто-то сидел. После памятного нападения в сквере, Аристарх стал внимательнее относится к деталям. Так, на всякий случай… Впрочем, в этот раз, возбуждённое сознание выбрало приоритетом иное, куда больше волновала семёрка и призрачный шанс продолжить воплощение, поэтому, глубоко вздохнув, Аристарх продолжил путь домой. В тот же самый момент, у тонированной машины открылась дверца и из неё вышел невысокий, немного несуразный мужчина с широким задом и длинным носом.

— Вы не знаете Свету из десятой квартиры? — как бы невзначай спросил он.

— Я её муж, — едко ухмыльнувшись, задиристо ответил Майозубов, понимая, что вопрошающий явно что-то замышляет. Он, как бы «вспомнил», что в десятой квартире живёт только сильно пожилая Зоя Модестовна Клопп. Бабулька считалась местной достопримечательностью, хорошо известной всем жильцам дома, по причине восьми жирных мопсов и периодических расстройств рассудка, во время которых выходила во двор в халате на голое тело и предлагала секс за один миллион долларов. Спросивший индифферентно выслушал ответ Аристарха, как-то странно поёжился, словно бы ища, чтобы ещё спросить и, видимо, не найдя других поводов для начала разговора неуклюже ретировался. Когда Майозубов входил в подъезд большая машина всё ещё оставалась в пределах двора, а у поэта осталось устойчивое впечатление, что он уже где-то видел этого несуразного человека.

Впрочем, волновало иное, а именно, призрачный шанс на жизнь. Успев свыкнуться с информацией о приближающейся смерти, Аристарх, как ни странно, не испытал счастья от того, что ему дарован один, а возможно, даже несколько дополнительных дней. Радовало другое — то, что Эвелина столкнётся с неминуемой печалью немного позже.

Как ни странно, объективный факт присутствия инфернального Бориски говорил о некой вечности, а значит, выход из воплощения — просто возврат к истокам, той форме бытия, из которой он прыгнул в этот мир. Страх смерти тела ушёл, но его место заняла душевная боль, связанная с тем, что дальше всё будет другое, абсолютно непривычное — забытое, наполненное иными смыслами и задачами. Аристарх определил гложущее состояние, как тоску эго, осознающего, что ту форму, которую оно представляет, ждёт неминуемый распад. Ведь, в конце концов, человек более всего боится расстаться именно с этим никчёмным образованием, которое он, по каким-то странным соображениям, считает собой.

Когда загруженный размышлениями Аристарх вошёл в квартиру, Эвелина сидела на кухне и, излучая безмятежное счастье, пила чай. Её присутствие наполняло помещение особенным тёплым уютом и всепроникающей негой, отчего восхищённому поэту захотелось, естественно, исключительно из соображений гармонии, завести огромного кота. Вселенная торжественно плыла, создавая яркие нюансы и образы, подчёркивающие новые чувства, которые целиком захватывали гения, заставляя мечтать о невозможном. Всё скоро будет кончено, — вдруг завертелось в его голове, впрочем, робкая надежда на чудо ещё пульсировала и Майозубов решил, что, если будет хоть один шанс побыть на Земле подольше, он непременно им воспользуется, так как нахлынувшее волшебное состояние хотелось переживать и переживать.

— Ну что, переделал свои дела? — хитро улыбнулась Эвелина.

— Почти…

— А я скучала…

— Печально…

— Может, на море слетаем, Аристарх, сейчас тут такая жара…

— Попробуем, но дай мне дней десять, а то ещё есть некоторые заботы и паспорт дай, кстати, сфоткаю, чтобы билеты оформить. Майозубов очень обрадовался предложению о поездке, так как пока ещё не придумал способа поделикатней попросить паспортные данные для нотариуса.

— Хорошо, подожду, а главное, ты увидишь меня загорелой, я буду невероятной красоткой…

— Уверен, что это так, — немного печально произнёс поэт, подумав, что вероятнее всего, после его ухода, жизнь будет течь, как текла и мало что поменяется, если, вообще, хоть что-то будет иным. Неожиданно всплывшая ностальгия прокатилась на велосипеде воспоминаний, отчего Аристарх улетел в мир иллюзий и молчал, бесконечно помешивал ложкой свежеприготовленный кофе. Ему, как ни странно, нравилось это странное липкое и очень ленивое состояние, в котором он невероятно увяз, ведь именно оно, каким-то непонятным образом, заставляло чувствовать себя живым и даже на что-то надеяться, что, впрочем, никак не помешало переслать паспортные данные подруги нотариусу.

«У меня осталось всего семь дней надежд или же, всё-таки, больше»? — беззвучно прошептали губы, а рука привычно потянулась к тетрадке для новых стихов. Поэт вздохнул, нашёл пустую страницу и подумав пару минут, начал записывать всплывающие