вообще все средства — общие.

Первый кибуц возник на территории Палестины в 1909 году. Они стали расти довольно активно и сыграли огромную, можно сказать фундаментальную — от слова «фундамент» — роль в строительстве Израильского государства.

Чтобы стало совсем понятно, как жили (да и живут) кибуци, вот вам несколько правил их жизни. Правила современные, но с двадцатых годов прошлого века они не изменились.

• каждый должен принимать участие в коллективных работах, кроме детей и стариков;

• пожилые люди живут за счет трудоспособных участников, так как пенсионеры уже сделали вклад в развитие поселения;

• дети жителей кибуцев до совершеннолетия получают образование и все необходимое за счет всей коммуны;

• женщины после достижения совершеннолетия должны участвовать в развитии общины, однако они могут быть заняты только на легких работах;

• распределение и организация труда действует на принципах самоуправления;

• каждый член общины может рассчитывать на равные права, условия жизни и медицинское обслуживание;

• жизнь поселенцев подчинена строгой дисциплине;

• все жители свободны в части вероисповедания и политических убеждений;

• все производственные, бытовые, организационные, просветительные и материальные вопросы решаются сообща.

5

Вильчинской жизнь по таким законам понравилась. И она стала всячески агитировать Корчака поехать хотя бы посмотреть на жизнь евреев в Палестине, понять, насколько может пригодиться его дар в их жизни.

И Корчак решается.

Для него эта поездка не просто важна. В принципе, она могла закрыть один этап его жизни и открыть другой, совсем — совсем иной.

В одном из писем Корчак замечает: «Я еще не оставил надежды, что смогу провести оставшиеся мне годы в Палестине и там тосковать по Польше… Тоска укрепляет и углубляет душу»[161].

Пожалуй, слова — слишком красивые, чтобы могли свидетельствовать об окончательном решении. Однако мысль о невозвращении из Палестины в голове нашего героя поселилась.

Еще не выросла. Еще не распустилась. Еще не дала плодов.

Но уже поселилась.

Жить в Палестине — и тосковать по Польше.

Жить в Польше — и тосковать по Палестине.

Таков выбор. И он еще не сделан.

6

Взяв с собой две книги — Библию и «Одиссею», Януш Корчак 24 июля 1934 года приезжает в Палестину и тотчас направляется в кибуц Эйн-Харод.

Три недели пребывания в Палестине он будет жить в этом кибуце.

Корчаку — 56 лет. Совсем не мальчик.

Те, кто хоть раз был в Израиле летом, знают, каков здесь июль. Удушающая жара, когда термометр легко перескакивает отметку 30 градусов. Ты выходишь на улицу и через несколько минут вся одежда становится мокрой, словно тебя облили водой. Замечу, что во времена Корчака кондиционер хоть и изобрели, но еще не использовали. Дождей в июле не бывает. Да что там дождей, облаков и тех нет — постоянно палящее солнце. Нехватка воздуха ощущается всюду: в доме так же душно, как на улице.

Европейскому человеку, не привыкшему к такой погоде, от жары бывает даже трудно сделать по улице несколько шагов.

Корчак как будто всего этого не замечает. Он живет, не требуя никаких поблажек и словно не замечая никаких проблем и сложностей. Он хочет как можно плотнее и основательней встроиться в жизнь кибуце. Эта задача определяет все существование.

Встает в четыре утра и вместе с работницами садится чистить картошку.

А то вдруг решает посетить местное кладбище. По пыльной, скалистой дороге, по солнцепеку, два часа туда, два — обратно. Потому что для нашего героя это важно: по еврейской традиции бросить камень на могилу — так поклониться ушедшим.

Естественно, очень много общается с детьми. Нравится, что они — такие свободные. И равные. Разные, но равные.

Конечно, существует языковой барьер. Правда, некоторые дети говорят на польском, другие — на русском. Но отнюдь не все.

Однако для Корчака не может быть барьеров, когда речь идет о детях. И это не красивые слова, но — принцип жизни.

Он придумывает необычный урок рисования. Дети рисуют картинки, а Корчак периодически что-то дорисовывает. Не оценивает работы детей, а рисует вместе с ними. Так устанавливается контакт.

Через день Корчак регулярно читает лекции. Для всех желающих — детей, взрослых — не важно.

О чем говорит? Так же как в своей радиопередаче — о том, что его волнует самого. Не умничает, а делится сокровенным. Не вещает с трибуны, а размышляет вместе с другими.

«Жизнь подобна странному сну. Но для тех, кто обладает силой воли и хочет помогать другим, сон этот может стать прекрасным, даже если путь к цели извилист, а твои мысли неясны»[162].

Жизнь — сон? Для жителей кибуца в этих словах было нечто большее, чем просто метафора. Уж больно они походили на правду.

7

Корчак мается. Ему нравится жить здесь. Нравятся люди. Нравится атмосфера. Главное: ему важно понимание того, что он здесь нужен, что здесь может приносить пользу.

Однако он не готов бросить свой Варшавский дом сирот. Да и менять привычки в его возрасте — дело сложное.

Но — голос крови. Но — желание помочь строить новое Еврейское государство. И главное, еврейские дети — так тяжело живущие и так нуждающиеся в его помощи.

Корчак мается.

«Эта страна взыскует Бога, — пишет он. — Может быть, кто-нибудь возразит: а Индия, а Китай? Возможно. Но здесь — в тоске, в покорности, в одиночестве, в унижениях — выковалась не потребность, не пожелание, а жизненная необходимость постижения Вселенной и цели ее существования»[163].

Страна, взыскующая Бога, постигающая Вселенную… Страна, смотрящая в небо.

Корчак мается.

Тут же — рядом — совсем иные слова.

«Молодая Палестина стремится кропотливо и честно достичь согласия с землей. Но придет и очередь неба. В противном случае это было бы недоразумением и ошибкой»[164].

Это признак противоречивого отношения к Палестине?

Да нет — это признак внутренней маеты. Это Доказывающий, который подбрасывает аргументы для той точки зрения, которая в данный момент кажется более приемлемой.

А потом наступит другой момент. И возобладает иная точка зрения. И Доказывающий одаривает совсем иными аргументами, которые порождают совсем иные решения.

Маета.

Заканчивается третья неделя пребывания. Корчак не готов менять план — он возвращается в Варшаву, в твердой уверенности вернуться сюда, как можно быстрее.

Навсегда или на время?

Решения нет…

Ему трудно. Это видно даже по письмам.

Бывший стажер Корчака по имени Арион уговаривает учителя переехать в Палестину. Вот что отвечает учитель: «Существует ли более подходящее место для защиты [словами] слабых и малых, чем земля Израиля? Это наполняет меня тоской и томлением. Но, к глубокому моему сожалению, я связан и перегружен своей текущей работой, которая находится на грани упадка»[165].

Сомнения. Волнения. Нерешительность. Решения, которые принимаются часто, но