– О Ирэн Штерн. Помните такую? Вы еще наотрез отказались с ней встречаться.

– Да, – кивнула головой Алевтина Павловна, – потому что моя двоюродная сестра умерла. А ваша Ирэн Штерн – самозванка.

– Действительно самозванка, – легко с ней согласилась Алина. – Ее настоящее имя – Юлия Коган. Она работала медсестрой в клинике, в которой доживала последние дни ваша сестра. Когда та умерла, Коган украла ее паспорт. А знаете, зачем она приехала сюда, прикинувшись вашей сестрой?

Крошина мотнула головой:

– Нет.

– Так уж и не догадываетесь? – затеяла игру в кошки-мышки Алина. – Отчего вы испугались? А не напомните нам, кем был ваш дедушка?

– Я этого не знаю, я тогда была слишком мала, чтобы разбираться в профессиях, – онемевшими губами произнесла Алевтина Павловна.

В эту минуту выглядела она не лучшим образом. Я даже испугалась, что Алина своими каверзными вопросами доведет бедняжку до инфаркта. Этого только не хватало, чтобы Крошина отправилась вслед за Адой Семеновной.

– Алевтина Павловна, – пришла я на помощь хозяйке, – сейчас другое время, вам нечего опасаться. Были случаи, когда законным владельцам даже возвращались дома, из которых их когда-то выселили.

Алина на меня подозрительно посмотрела и покашляла в кулачок, как бы спрашивая: «Не оговорилась ли ты?» Если честно, я тоже не помнила, чтобы у нас кто-то чего-то вернул спустя восемьдесят с лишним лет. В Прибалтике такие случаи были, но речь сейчас не о них.

– Часть того, что когда-то принадлежало вашему деду, по праву принадлежит вам, – продолжила я, не обращая внимания на Алинины ужимки. – Ваш дедушка ссужал деньги под залог. Что могло служить залогом? Конечно, ценные вещи, золото, бриллианты. Не все люди приходили выкупать свои вещи обратно, что-то оставалось у вашего деда навсегда. Ценности накапливались и, как я понимаю, хранились в тайнике, – рассуждала я. Алине Павловне оставалось только кивать головой, подтверждая мои слова. – Когда в вашу квартиру пришли с обыском люди из НКВД, тайника они не нашли. Этот факт доподлинно известен. Наш знакомый майор полиции был в архиве и держал в руках папку с документами того времени. Ценности найдены не были. Но вы-то о тайнике знали, – я не сводила глаз с лица Крошиной. Ее веки дрогнули. – Знала о тайнике и Руфина, ваша тетя. О сокровищах деда, она рассказала своей дочери Ирэн, а та, в свою очередь, доверилась Юлии Коган. Юлии было известно многое: и город, в котором надо искать сокровища, и название улицы, и даже номер дома. Не знала она лишь одной малости, которую должны были знать только вы. Я правильно думаю?

– У дедушки было несколько тайников. В каком именно тайнике лежат сокровища, знал только он. После того как тетя Руфа побежала к своей портнихе, дедушка показал мне место захоронения сокровищ. Чтобы к ним добраться, надо было снять вентиляционную решетку, опустить руку вниз и вытащить кирпич. Кирпич прикрывал выдолбленную в стене нишу, в которой лежали коробки с драгоценностями. Тайник действительно трудно было найти, немудрено, что его так и не нашли при обысках.

– И что сталось с драгоценностями? – сглотнув слюну, спросила Алина.

– Через тридцать лет я их забрала, – ответила Алевтина Павловна.

– И много там было?

– В общей сложности около килограмма ювелирных изделий: кольца, серьги, подвески. На весьма приличную сумму.

– Понятно, почему вы испугались появления еще одной наследницы. Вам не захотелось с ней делиться, – предположила Алина.

– А мне нечем было делиться. Из всего, что было в тайнике, я ничего не взяла себе.

У Алины от удивления вытянулось лицо. С детства она грезила найти клад, продать золото и бриллианты и на эти деньги жить припеваючи где-нибудь в Майами или Калифорнии.

– Неужели ваш муж, честный партиец, вынудил вас сдать драгоценности в фонд мира? – опешив, спросила она.

– Нет, – взгляд Алевтины Павловны завис на фотографии, висевшей под стеклом на стене. На фото была запечатлена девочка с тугими косичками, которые были перевязаны огромными бантами.

– Это Ангелина? – догадалась я.

– Да.

Повисла напряженная пауза. Алевтина Павловна молчала. Мы с Алиной ее не торопили, понимая, что если она захочет, то все расскажет, а нет – на то ее право, тайна останется тайной.

Прошла минута, другая. Мы уж подумали, что Крошина так и не решилась поделиться с нами воспоминаниями, но она тяжело вздохнула, задержала дыхание и, наконец, произнесла:

– За все деньги, что достались мне от деда, я купила дочь.

– Что? – вырвалось у меня. – Как так купили?

– Вы и так многое знаете, знайте и это. Только обещайте, что ничего из того, что я вам сейчас скажу, вы не передадите Ангелине. Ангелина не родная мне дочь. Она племянница Леонида, моего мужа. Ее родная мать – Нина, сестра Леонида. Я, кажется, вам рассказывала о ней. Она была намного младше Лени, родилась уже после войны, и ее молодость пришлась на совсем другие времена. На уме у нее Нины были одни лишь развлечения: вечеринки, танцы, загородные поездки. Однажды она пришла к Леониду и потребовала, чтобы он нашел ей хорошего врача, поскольку ей нужно сделать аборт. Свое решение она мотивировала тем, что ее любовнику ребенок не нужен, а матерью-одиночкой ей быть не хочется. Пеленки и распашонки не для нее. При таком раскладе лучше всего сделать аборт, пока срок еще маленький. Как мы ее ни пытались переубедить, не смогли. Она стояла на своем – только аборт, и все. «А если мы твоего ребенка усыновим?» – предложила я, и Леонид меня поддержал. «А ребенок будет знать, кто его настоящие родители?» – спросила Нина. Я подумала, что она хочет оставить себе шанс через какое-то время вернуть ребенка назад, и потому решительно ответила: «Нет». Более того, я поставила условие: родив ребенка, Нина не должна жить с нами. Я знала, что она меня недолюбливает и запросто может настроить ребенка против меня, потому и решила себя обезопасить. «Что ж, я принимаю ваше условие, – согласилась Нина, – но и вы должны принять мое условие. Я обещаю сохранить тайну усыновления, а вы взамен селите меня в отдельной квартире в Москве». «Где? – поперхнулся Леонид. – Да ты что, сестренка? Где я тебе возьму отдельную квартиру в Москве?» «Ничего не знаю, у тебя связи. Вот и крутись. Не будет квартиры, я сделаю аборт», – отрезала Нина, развернулась и пошла в свою комнату. Через полчаса она вышла, чтобы пойти на очередную гулянку. Проходя мимо комнаты, в которой мы сидели, она бросила: «Ты, Ленечка, хорошо подумай над моим предложением. Твоя жена за столько лет не собралась тебе родить ребенка, и вряд ли уже соберется». Для меня ее слова были ударом ниже пояса. Когда за Ниной захлопнулась входная дверь, Леонид у меня спросил: «Что делать будем? Она ведь, дура, действительно может избавиться от ребенка. Может, уговорить ее на квартиру в нашем городе? Я подсуечусь, мне дадут еще одну квартиру». «Нина не согласится», – покачала я головой. «Допустим, я смогу договориться о кооперативной квартире в Москве, но чем мы за нее заплатим?» – спросил он у меня.