Ноэми невольно улыбнулась, не веря тому, что у нее получилось.

— Я сама лично определю тех, кто отправится за странником, — заговорила она, а тишина, которая, казалось, уже испарилась насовсем, вернулась. — Тул, Айрик и Жельева. Вы втроем не привлечете внимания, но и сможете за себя постоять. Вы пойдете к Башне Стихий. Стойте. Прежде я хочу сказать всем кое-что. Обратного пути не будет, понимаете? Выйдя сейчас на улицу, мы начнем ту войну, о которой так часто говорил Вастерас. Война невозможна без смерти. Многие из нас умрут.

То, что разносилось из уст Ноэми под невысоким куполом, приглушало тот пыл, который изобиловал здесь прежде.

— И я уверена, что многие из вас понимали это. Возможно, чувствовать угрозу где-то далеко гораздо легче, чем осознать, что с этого момента твоей жизни угрожает еще большая опасность. Но… Только война за свободу и конечная победа в ней позволят нам и нашим детям спать спокойно. Вы же осознаете это? Вы понимаете, что у нас нет выбора? — Ноэми посмотрела на все ту же чумазую девочку, которая никак не могла оторвать взгляда от волшебницы. — Тул, Айрик и Жельева втроем отправятся в Башню Стихий и вызволят странника оттуда. Я не смогу быть с ними. Я уезжаю в Холденфелл за помощью. Если повезет, то на нашу сторону встанет север. Остальным магам нельзя оставаться в городе. Мы уже больше года прячемся в столице Туурина. Я прошу всех отправиться в дорогу и искать новое пристанище, где после освобождения Сарвилла Кхолда мы сможем укрываться от глаз Ордена Защитников. В Старгорде останется четыре вольных мага в качестве связующих. Это Искель, Доманиан и Лрада. Каждому из них отдельно я сообщу имя четвертого волшебника, с которым буду связываться лично и от которого буду получать информацию, переданную вами. Через него же я сообщу о новом пристанище для всех нас.

Ноэми молча окинула взглядом всех магов, с надеждой смотрящих на нее, и добавила:

— Выходить из города по одному. В крайнем случае семьями. Не объединяйтесь, прошу. Это может быть слишком опасно и необратимо. Прощайте. Мы скоро увидимся вновь. И берегите себя.

***

Змеиный Тракт — осточертевший многим странникам путь, испокон веков зовущий за собой и манящий с неведомой силой. Для большака было нормой, когда какой-нибудь странник, пересекший весь север материка и проклявший надоедливую дорогу, наконец оказывался дома в полной уверенности еще долго никуда не уезжать, подвластный какому-то непреодолимому внутреннему зову, уже через несколько дней седлал коня и вновь отправлялся в дорогу.

И никто из путников не понимал, что именно так манит его в том, чтобы постоянно ехать в горизонт. Конечно, кроме тех, кто зарабатывал на жизнь дальними путешествиями. Быть может, это неторопливость дел — ощущение, что возникает, когда ты оказываешься в дороге и наконец можешь наслаждаться миром, который в кои-то веки не бежит от тебя, а, наоборот, не может угнаться следом. Быть может, Змеиный Тракт прельщал своих путников байками, которыми изобиловал каждый привал, беззаботностью, пьянством и весельем. Или ощущение свободы было то самое чувство, ради которого все, кто только оказывался дома, вновь спешили выйти на большак.

Ноэми ехала в самый разгар дня верхом на Женеве — лошади, любезно подаренной ей гномами в их последнее расставание и названной ей так на площади в Дастгарде. Березы чуть сгибались под натиском частых порывов ветра, подгоняя чародейку на север.

Она ехала уже несколько дней, останавливаясь на привал там, где ночевали какие-нибудь шумные, но дружелюбные путники. Сперва узнав, откуда они родом и куда держат путь, она охотно рассказывала, что сама является бедной крестьянкой из Анаида и спешит на Расколотые Острова, чтобы сообщить родителям мужа о его преждевременной кончине, связанной с неизлечимой болезнью. В своем рассказе она не исключала и того, что сама, быть может, заражена тем же недугом и теперь едет просить у свекра денег, потому что все хозяйство продано, а выручка с продажи ушла на покрытие затрат на похороны и списание долгов, которые после смерти Дулара легли на ее хрупкие женские плечи. Путники сопереживали бедной девушке и даже с каким-то особым усердием несли караул, пока остальные в лагере, включая Ноэми, спали и набирались сил.

Но вот уже два дня Ноэми приходилось ночевать в одиночестве, потому как путников, идущих по Змеиному Тракту, стало гораздо меньше.

Чародейка не знала, сколько еще дней пути ехать до Амарилиза, а показания попавшихся навстречу владельцев повозок и странствующих рыцарей все время разнились. Поэтому Ноэми взяла за привычку уточнять у прохожих только направление и по случаю угощаться обедом или ужином, чтобы протянуть собственные запасы как можно дольше, все еще не до конца решив, хватит ли у нее сил и мужества увидеться с человеком, который позволил ее матери умереть. Вдруг, думала она, не представится возможности пополнить запасы и в спешке придется ехать обратно.

Очередной день близился к концу. Дорогу уже было плохо видно в свете нависающей с неба луны. Ей жутко наскучило одиночество и хотелось перекинуться с кем-нибудь хотя бы парой фраз. Каждый раз откладывая привал еще ненадолго, чародейка в душе еще надеялась нагнать каких-нибудь запоздалых путников или тех, кто уехал из Холденфелла, чтобы вновь спросить их мнение насчет правящего конунга или услышать какую-нибудь занимательную историю, связанную с вождем на севере.

В конце концов ей померещился огонь. Она поспешила к костру, но чем ближе подъезжала, тем яснее становилось, что это всего лишь мираж — обман зрения, призванный сообщить о том, что пора отдыхать.

Ноэми разочарованно прислушалась к себе и остановила лошадь. Посомневалась еще некоторое время и пришпорила Женеву со словами:

— Быть не может, чтобы я не успела доехать в самое ближайшее время до какого-нибудь постоялого двора!

Лошадь пустилась в галоп, отдавая последние силы на поиски ночлега для своей наездницы.

Не успели они проскакать и нескольких верст, как наткнулись на постоялый двор. Еще издалека чародейка слышала смех, крики и другое великое множество звуков, присущих подобным заведениям. Подъехав к самому зданию, она оставила Женеву среди дюжины черных, как зола, меринов и вошла внутрь, миновав северян, которые предпочитали пировать на воздухе и привлекали наибольшее внимание ко двору своим недюжинным хохотом.

Внутри чародейку обдало теплом. Морозец, что всю дорогу щепал ее за щеки, вдруг с каким-то усердием стал делать это еще чаще, пока не пропал вовсе.

— Комнату, — холодно проговорила она владельцу и положила золото на прилавок.

Огромный мужчина с заплетенной в косу бородой усмехнулся и положил ржавый ключ перед ней.

— На втором этаже. Дверь вторая слева, — проговорил он и побрел относить несколько наполненных кубков к столам.

Ноэми легко отыскала комнату, разложила необходимые вещи и взглянула на кровать. Неприятный запах, что стоял здесь повсюду, исходил от перины и одеяла. Чародейка поморщилась и, с секунду поразмыслив, решила, что все же шумная компания внизу гораздо лучше стоящей перед ней постели, в которой ей и так придется спать в одежде. Поэтому, задув все свечи, она спустилась вниз.