земле. На пятый день Петр заснул, истощенный голодом, сморенный усталостью. То было самое знойное время, и, удобства ради, он с превеликим трудом освободился от кафтана и рубахи; как вдруг челнок вынесло к острову, где неподалеку от берега высился громадный замок, жилище короля Оркана. Среди язычников о нем в те годы шла молва как об одном из сильнейших рыцарей.

Пока челнок приставал к берегу, королевская дочь, прекрасная и любезная, вышла туда же погулять на воле и повеселиться с подругами. Она подошла к лодке и была крайне изумлена, найдя в ней нагого спящего мужчину. При виде раны, разъедавшей ему верх плеча, она промолвила:

– Видите, до чего человек этот бледен и худ; как он не умер от столь жестокой раны? По правде говоря, было бы очень жаль; несмотря на худобу, телу его нельзя отказать в красоте. Отчего бы не препоручить его тому христианину, что заперт у моего отца в темнице; он-то знает, как исцелить самые тяжкие раны!

Слова эти, сказанные вполголоса, пробудили Петра, немало удивленного при виде множества богато одетых девиц у своего челнока. Когда он открыл глаза, дочь короля спросила:

– Кто вы, юноша?

– Госпожа, я христианский рыцарь, рожденный в Иерусалиме: я пустился в море в надежде отыскать человека, умудренного настолько, чтобы распознать мой недуг и вылечить его.

– Возможно ли, – вскричала девица, – что вы христианин! Увы! мой отец ненавидит христиан и не терпит их на своей земле. И все же, видя, что вы так больны, я от души желаю посодействовать вашему излечению. Разве не могу я уложить вас в наших покоях! я приведу вам знахаря вашей веры, он, конечно же, найдет снадобье, потребное вам. Но если мой отец прознает об этом, мы с вами пропали.

– Ах! сударыня, – ответил Петр, – ради вашего Бога, не для меня самого, но из чистой любезности и гостеприимства, дайте мне перемолвиться с христианином, о котором вы говорите.

Когда она услыхала от него столь учтивые речи, то взглянула на своих спутниц, как бы ожидая услышать их суждение.

– Если вы так желаете добра этому человеку, – промолвила одна из них, – то его исцеление в ваших руках. Нам всем не составит труда его поднять, достать из челна и отнести ко входу в ваш сад; оттуда мы перенесем его во внутренний двор, а из двора в вашу опочивальню[278]. А там уж вы легко найдете способ уведомить христианина, чтобы он пришел взглянуть на рану сего страждущего рыцаря.

Затем они все разом подняли его бережно, как только могли, опустили на сушу и перенесли в сад, из сада во двор, а из двора в покои девицы, дочери короля. Они устроили его на ложе, чтобы дать ему покой, насколько то было достижимо при его страданиях.

– Как вы себя чувствуете? – спросили они.

– О! совсем скверно, сударыни, наверное, я не доживу до конца дня.

– Тогда нам нельзя терять времени.

И дочь короля поспешила переговорить с тюремным надзирателем своего отца; она так его упрашивала, что он на несколько часов доверил ей христианина, коего обязан был стеречь.

– Ах! госпожа, – молвил узник, когда снимали с него цепи, – что вы задумали со мною сделать? Что вам пользы в моей смерти?

– Я не желаю вашей смерти, – отвечала она, – следуйте за мной в мою опочивальню; увидите, почему я вызволяю вас отсюда.

Затем она повела его за собою; когда они прибыли, она сказала:

– Вот христианин, которого мы нашли на взморье. Он очень болен; если вы сумеете его исцелить, я освобожу вас из темницы и отошлю, вознаградив сторицей, ибо я чувствую великое сострадание к его горестям.

Узник, радуясь, что может облегчить участь единоверцу, подошел к Петру и спросил, давно ли тот болен.

– Больше двух недель; рана моя зияет все шире; до сих пор знахари не могли в ней ничего уразуметь.

– Госпожа, – сказал узник, – велите вынести больного во двор, я лучше увижу природу раны.

Когда сделали, как он просил, он с величайшим вниманием осмотрел уязвленное место.

– В ране, – изрек он, – есть яд; чтобы с нею совладать, надобно вначале удалить его. Однако не падайте духом, я берусь излечить вас менее чем за месяц.

Затем он отошел, поискал по всему лугу трав, какие хотел употребить, смешал их, сделал из них примочку, наложил на рану, и не прошло и месяца, как Петр явился перед девицею в полном здравии, еще краше, чем в лучшие свои годы, когда покидал Иерусалим.

В то время был в Ирландии король по имени Марабан, вассал короля Луция[279] из Великой Бретани. В тот самый день, когда девица нашла Петра, он прибыл повидать короля Оркана, тоже Луциева вассала, как и он сам. Случилось так, что виночерпий Оркана, желая отомстить за некую обиду, подлил яду в кубок сыну Марабана, и юноша оттого скончался; Ирландский король, будучи убежден, что яд был ему дан по приказу Оркана, явился ко двору короля Великой Бретани и потребовал правосудия. Оркан на вызов ответил, преступный умысел отрицал, внес заклад против своего обвинителя и объявил, что готов выйти биться сам или выставить одного из своих рыцарей[280]. Он оговорил себе это право, ибо король Марабан слыл за сильнейшего соперника и за храбреца, каких давно не видано. Заклады были приняты, заложники представлены и день поединка назначен.

Тогда, желая узнать, есть ли среди его людей боец, сильнее и проворнее, нежели он сам, Оркан решился на хитрость, которая бы ему сие прояснила. Он притворился, что сильно занемог, и когда его спросили о причине недуга, то сказал:

– Я в глубокой печали. Я проведал, что король Марабан послал сюда рыцаря, который похваляется, будто в один день сразит двенадцать моих лучших мужей. Каждое утро на рассвете он будет ждать под Круглой Сосной. Что нам делать? Неужели не окажется никого, кто сумеет сбить с него спесь; и воротясь в Ирландию, вправе ли он будет кичиться, что не нашлось в моей стране ни единого рыцаря, кому хватило бы храбрости померяться с ним?

– Вовсе нет, – ответили рыцари, – завтра мы выйдем навстречу ему всею дюжиной, а если понадобится, сможем найти и сверх того, дабы образумить этого Ирландца.

Король их поблагодарил, а затем попросил оставить его поспать. Когда же настала ночь, он призвал своего сенешаля.

– Велите принести доспехи, в которых меня не опознают[281], покройте темной попоной моего коня: я хочу выехать до зари и не вернусь до вечера. Ежели кто запросит встречи со мною, говорите, что