в то место, что некогда было поражено ангелом. Клинок переломился надвое, и верхний обломок остался в ране.

– Я пришел исцелять больных, – молвил Иосиф, – а вы меня раните! Отведите меня или к вашему господину, или в храм богов ваших, и вы увидите, не ошиблись ли вы со мною.

Его отвели в храм, и он немедля принялся проповедовать святой закон. Народ слушал его со вниманием.

– Если, – сказали ему, – вы вернете здоровье всем нашим недужным, мы уверуем в вашего Бога.

Иосиф тотчас преклонил колена и вознес усердную молитву; не успел он подняться, как грянул гром, огненный луч низвергся на идолов Жюпена, Махона, Тервагана и Каху и обратил их в пепел. Те из собравшихся, кто страдал от всяческих хворей – хромые, слепые, кривые, – ощутили себя избавленными от недугов, так что немало было тех, кто, вопия во весь голос, просил о крещении.

Матагран, извещенный молвою, в свой черед направился в храм; задолго до того его поразило стрелой, от коей острие осталось в его голове.

– Христианин, – сказал он Иосифу, – если ты меня исцелишь и если вернешь жизнь брату моему Агрону, я приму крещение, как и все эти люди.

Иосиф, не отвечая, принудил герцога Матаграна распрямиться; он простер руки вокруг его головы и наложил крестное знамение на уязвленное место. И тотчас все увидели, как железный наконечник стрелы показался и вышел наружу, а Матагран вскрикнул, радуясь тому, что не чувствовал отныне ни малейшей боли.

Оставался Агрон, чье тело ему принесли уже бездыханным. Иосиф воздел руки, сотворил крестное знамение, и тут же видно стало, как сомкнулись две разверстые части горла; Агрон поднялся и вскричал, что он воротился из чистилища, где начал уже гореть жарким пламенем. Легко уразуметь, что после стольких чудес оба брата расположены были поверить в истинность нового вероучения. Что же до сенешаля, нанесшего Иосифу рану, он пришел смиренно просить прощения. Иосиф коснулся обломка меча, засевшего в бедре, и тот вышел из раны, которая тут же закрылась. Взяв затем обе части клинка, он промолвил:

– Да будет угодно Богу, чтобы сей добрый меч соединил лишь тот, кому дано будет завершить злоключения гибельного места Круглого Стола, во времена короля Артура; и да иссякнет кровь на острие, прежде чем срастутся обе части.

Предустановив тем самым судьбу меча, Иосиф назначил в этом краю священников, дабы отправлять там божественную службу в новой церкви, которую он посвятил Пресвятой Богородице. В ней возложили меч в прекрасном ларце; в ней же предали земле тело Матагранова брата, который прожил всего неделю после своего воскресения[275].

Иосиф затем вернулся к своим спутникам, стоявшим на реке Колисе, и поведал им обо всех чудесах, кои Бог совершил его трудами.

Названная река Колиса впадала в морской пролив и была проходима для больших судов. Она пересекала Броселиандский лес и преграждала им путь. Как пересечь ее?

– Вы преодолели и более обширные воды, – молвил Иосиф. – Молитесь, и Господь придет вам на помощь.

Они пали на колени, обратив лица к Востоку. И вскоре они увидели, как из Броселиандского леса выступает большой белый олень с серебряной цепью на шее и со свитой из четырех львов. Иосиф приветствовал их, едва узрев; олень направился к Колисе и спокойно пересек ее вместе со львами, замочив лапы не более, чем если бы они перешли замерзшую реку.

Иосиф тогда сказал:

– Все вы, мои сородичи, кто от Стола Святого Грааля, следуйте за мною; пускай лишь грешники дожидаются иной помощи.

Он проследовал по линии, которую проложил по реке олень, переходя ее, и первым достиг другого берега, где все его спутники воссоединились с ним, кроме двух великих грешников, Симеона и Ханаана.

У Ханаана же этого было двенадцать братьев, кои все умоляли Иосифа не оставлять его покинутым. Уступая их мольбам, Иосиф вновь перешел Колису и взял за руки двоих отставших. Но, вопреки его примеру и увещеваниям, он не мог их убедить ступить ногою на воды, так что вынужден был один вернуться на ту сторону. К счастью, показался корабль купцов-язычников, проходящий мимо. Ханаан и Симеон стали просить взять их на корабль, чтобы перевезти на другой берег. Язычники согласились доставить их к остальным христианам: но едва их высадили, как поднялась буря; ужасный вихрь поглотил корабль и тех, кто на нем был.

– Бог наказал сих идолопоклонников, – изрек тогда Иосиф, – как видно, за то, что они привезли нам двух ложных христиан, недостойных пребывать среди нас.

Затем он им растолковал виденное ими касательно того большого оленя.

– Это, – сказал он, – образ Сына Божия, белый, ибо он избавлен от скверны. Цепь на его шее напоминает об узах, коими был привязан Иисус Христос перед смертью, четыре льва – это четыре Евангелиста.

Лес Дарнант примыкал к лесу Броселианды. Христиане углубились в его хитросплетения и добрались до приюта весьма древней постройки. Сюда и унесено было тело Моисея и брошено в склеп из раскаленного камня, откуда извергалось пламя, чей жар распространялся далеко вокруг.

– Ах! Иосиф, – вскричал несчастный, увидев приближение того, – ах! достопочтенный епископ Иисуса Христа, упроси Господа нашего хоть ненамного облегчить мои страдания; не прекратить их, нет, ибо освободить меня будет дано лишь тому, кто в царствование Артура займет погибельное место Круглого Стола.

Молитвою Иосифа над гробницей Моисея пролился благодатный дождь, умерив ярость пламени до того, что вполовину унял страдания бедного грешника. Иосиф и его спутники продолжили свое странствие. Отдохнув на прекрасной равнине, они на другой день рано утром явились за благодатью, сиречь к Столу Грааля, где все насытились в полной мере, не считая Ханаана и Симеона, отца Моисеева. Будучи отвержены, они тем менее стали достойны причастия по причине зависти, коей тут же прониклись к добрым христианам, и от желания учинить гнусную месть своим собратьям.

– Это ли не позор нестерпимый, – говорили они себе, – быть единственными, кто так обойден милостью, расточаемой нашим братьям и столь многим другим?

– Пусть остерегаются меня, – сказал Ханаан, – и более всех мои братья, ибо я решил непреложно, что не дам им пережить грядущую ночь.

– А я, – сказал Симеон, – беру на себя Петра, моего двоюродного брата.

– Хорошо сделаешь, – промолвил Ханаан. – Первый из нас, кто закончит, пусть дожидается другого под смоковницей[276], что виднеется по эту сторону поля.

Ночь настала; когда Ханаан счел, что братья его видят первый сон, он подкрался с кривым ножом в руке. Все двенадцать были зарезаны насмерть. Пока он спокойно возвращался, чтобы сесть под смоковницей, гнусный злодей Симеон, вооружась отравленным клинком,