Ришери отшвырнул бесполезный мушкет, который у него просто не было времени перезарядить, и выхватил из-за пояса нож. Схватка перешла в рукопашную.

Ни Уильям, ни Ришери, ни Кроуфорд, отбиваясь от дикарей, уже не видели, как в схватку бросились остальные англичане и голландцы. На утоптанной поляне началась резня, в которой никто не ведал пощады. Солнце скрылось за верхушками деревьев, и люди бились в темноте. Опрокидывая обмазанные глиной корзины, расшвыривая пылающие головни, они резали друг другу глотки и падали на жирную влажную землю, щедро поливая ее своей кровью.

В живых не осталось ни одного индейца. Так велики были ужас и омерзение белых при виде отвратительного пиршества, к которому так старательно готовились людоеды, что они не могли остановиться, пока хоть один дикарь стоял на ногах.

Когда люди Кроуфорда остановились и опустили оружие, на усеянную мертвыми и ранеными телами поляну, стремительно опускалась ночь. Рассыпая искры, дотлевали разбросанные головни костра, пронзительно стенали раненые, где-то неподалеку заревел вышедший на охоту ягуар. Лес дружно ответил на его рык воплями, криками и завываниями.

— Разожгите костер, — приказал Кроуфорд, вытирая саблю широким листом юки. — Судя по всему, нам придется здесь заночевать.

— А как же Элейна и остальные? — встревоженный Харт шагнул к сэру Фрэнсису.

— Там есть еще мужчины. Идти ночью по лесу с ранеными, оставляя кровавые следы — чистое безумие. На запах крови к нам сбегутся все хищники в радиусе десяти миль. А здесь, по крайней мере, есть все, что нам надо. Запас дров, воды, кассавы. Индейцы готовились к сытному ужину, так не пропадать же его вегетарианской части зря. Кстати, Уильям, вы бы глянули, а что там с деликатесами? Они там еще живы, или со страху отдали Богу души?

Уильям с отвращением оглядел залитую кровью поляну и направился к сплетенному из прутьев импровизированному загону, где связанные пальмовыми волокнами томились те, кто должен был стать на этом празднике ужином.

Проходя мимо растоптанного костра, усыпанного осколками разбитых горшков, Уильям содрогнулся, едва сдержав невольный приступ тошноты. В неровном сумеречном свете ему показалось, что он видит среди тлеющих угольев обрубленную человеческую руку. По-видимому, это были остатки того несчастного, чей крик они слышали в лесу. Подхватив тлеющую головню и используя ее как факел, Уильям подошел к частоколу и перерубил веревку.

Внутри клетки на земле лежало несколько человек. При виде его один из них глухо застонал. Юноша склонился над пленниками.

— Святые мощи! — услышал он знакомый голос, — это же Харт!

Перед ним собственной персоной лежал на земле Потрошитель в компании Боба и Питера.

— Боже, Джек! Какое счастье! А где же остальные! — вскричал Харт, выхватывая нож и торопливо перерезая стягивающие их веревки.

— Здесь все, кто остался, мой мальчик, — ответил Потрошитель и шмыгнул носом.

— Вам помочь, Харт? — услышал он голос Ришери и оглянулся.

Пленники с трудом поднимались на ноги, разминая затекшие члены.

Когда француз увидел, ради кого они рисковали жизнью и всем дальнейшим ходом экспедиции, он в сердцах плюнул.

— Вот дерьмо! — выругался он. — Сукины дети не стоили таких жертв!

Поддерживая изможденного и исхудавшего Потрошителя за плечи, Уильям посмотрел в глаза французу.

— Мы уже давно ничем не лучше их, — сказал он ему и потащил Потрошителя из клетки.

Ришери задумчиво хмыкнул и, подумав, протянул руку, помогая подняться остальным пиратам.

* * *

Уцелевшие солдаты тем временем перевязывали друг другу раны, оттаскивали подальше в лес трупы индейцев, затаптывали лужи крови и собирали топливо для нового костра.

— Поживее! — орал на на них Кроуфорд. — Скоро половина леса пожалует сюда на ночную трапезу, и нам крупно повезет, если эта половина ограничится теми, кого вы швыряете сейчас в кусты!

Всю ночь никто из отряда Кроуфорда не сомкнул глаз, изредка впадая в легкую дрему, но вздрагивая от несшихся из леса звуков. Из-за деревьев, плотной стеной окружавших поляну, досносились рычание, вой, жадное чавканье и хруст разгрызаемых человеческих костей. Звери пировали, а люди жались к огню и молили Бога, чтобы тварям, скрывающимся под пологом леса, хватило еды до утра.

Только с первыми лучами солнца все вздохнули с облегчением. Наконец они могли как следует заняться своими ранами, похоронить товарищей, тела которых они охраняли всю ночь.

Опомнившийся Потрошитель, глотнув из фляги Кроуфорда, уже бродил вокруг солдат и травил им байки.

— А еще, — донеслось до ушей сэра Фрэнсиса, — мы видели, как…

Англичанин усмехнулся и огляделся. Увидев Харта, с любопытством прислушивающегося к разглагольствованиям своего боцмана, в его глазах мелькнуло нечто, похожее на нежность. Но он уже перевел взгляд на индейца, меланхолично сидящего неподалеку, и взгляд его затуманился.

— …Мы видели, как огромная змея подобно стреле из лука метнулась к нам и, схватив беднягу Боба, обвила его своим телом. А толщиной, вот те крест, змеюка была с ляжку той самой бабенки, которую бедняга Боб охаживал на Тортуге. Вон, Джим не даст соврать. — Потрошитель оглянулся на Джима, и тот судорожно затряс головой, подтверждая слова своего боцмана. Постепенно вдохновенного пирата окружали солдаты, вытягивая шеи, чтобы лучше его слышать.

— Так вот, Боб, конечно, заорал истошно так, как будто поросенка режут, и попытался вырваться. Тогда… — для большей достоверности Потрошитель помогал себе жестами, размахивая перед носом слушателей своей обезображенной клешней, — тогда Джим, ведь так было, Джим, да? — снова отвлекся рассказчик, и Джим снова затряс головой. — Джим у нас молчун, — пояснил боцман окружающим. — Тогда Джим зарядил свой мушкет, а он пока еще не утопил его в болоте, и выстрелил прямо в жирное брюхо этой гадины. И что бы вы думали?..

Кроуфорд поймал себя на мысли, что сам невольно начинает прислушиваться к этой брехне и что еще, пожалуй, счастлив от того, что он снова видит этих людей. Он поднял голову и посмотрел на чистое голубое небо, видневшееся сквозь ветви огромных деревьев. Впервые за много лет он вдруг подумал, что все, что с ним происходит, это и есть сама жизнь, и другой у него уже не будет. Что эти люди, эти смерти, этот смех, эти крики попугаев и улюлюканье обезьян — это его жизнь. Что именно здесь и сейчас он живет, и, чтобы быть счастливым, достаточно просто принять и полюбить то, что приносит ему каждое новое мгновение. И — тут Роджер Рэли перевел взгляд на своего индейца — вовсе не нужно всю жизнь ждать какого-то случая, в результате которого он должен быть счастлив и начать какую-то новую жизнь. Каждая минута и есть этот случай. И чтобы ощутить себя живым, вовсе не обязательно кого-то убивать…

Дружный солдатский гогот отвлек его мысли, и он снова повернулся к Потрошителю.

Тянуло свежим дымком и печеной касавой. Люди готовились к завтраку, кипятили в глиняных плошках чай, размачивали сухари, звенели оружием, переговаривались, перевязывали раны и бродили с места на место, собирая оружие. И было в этой минутной утренней безмятежности что-то, что заставляло каждого из них любить жизнь. И тогда Роджер Рэли подумал, что, если бы он понял это раньше, призрачная в своей неуловимости, хрупкая хрустальная удача возможно давно была бы с ним.