Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрея вышла на пробежку – надо же как-то поддерживать форму – и наткнулась на труп в половине шестого утра. Сначала она завизжала, пронзительно. Но это не возымело желаемого эффекта: мало ли какая банши беснуется в лесу? Академия продолжала спать.
Тогда Фрея сменила направление бега: с горизонтали – в вертикаль, очень хорошеньким ураганом пронесшись по сто одной винтовой лестнице (ух, квадрицепсы; ягодицы – ух!). Ворвавшись в звонницу, госпожа Галли провыла Заклятие Буревестника – и колокола, беснуясь, обрывая цепи, обдали остров таким смятенным боем, какого на Этерне не слышали много лет.
Так почему же «недальновидность»?..
Потому что адепты и преподаватели, подорванные тревогой, подлетели в кроватях одновременно. Но к студентам Фонтанный Двор был ближе.
Шума не миновать.
* * *
Под оглушающий звон, от которого академия тряслась, грозясь развалиться, Ладислава выбежала из спальни. На щеке у нее красовался отпечаток книжного корешка.
Найт заколотила в дверь напротив:
– Тревога, Фрэнсис! Подъем!
– Не жди меня. Беги.
Найт заколебалась. Потом рванула прочь.
В конце коридора ее чуть не сшибло резко открывшейся дверью.
– Доктор Морган?.. Что вы тут делаете?! – обалдела Лади, глядя на всклокоченного профессора.
Тот не удостоил ее ответом, молча рванув по лестнице вперед, да так лихо – перепрыгивая три ступени. Во двор они вылетели одновременно.
Там горела рассветно-пижамная, контрастная паника. Первые ряды адептов пятились, невнятно мыча от ужаса, галерка давила на них: «Что там, что?!» Тяжелый туман, вьющийся кольцами, будто предвечный змей, знак бесконечности, изо всех сил скрывал детали. Но даже его сострадательной белизны, мягких рук последнего наблюдателя не хватало, чтоб спрятать все.
Вслед за Морганом, рассекшим толпу, как ростра – море, Ладислава выбилась вперед. И остолбенела, за неимением шапки стянув с головы ночной колпак…
Морган раскинул руки по сторонам. Из его пальцев вырвались туманные ленты – будто жандармские – и кругом обвели площадку. «НЕ ПЕРЕСЕКАЙ ЧЕРТУ» – зависли в воздухе черно-желтые буквы.
– А Фрэнсис так и не вышел из спальни. Не удивился тревоге, – тихо сказала Найт куда-то в лопатки Гарвуса. Ей очень надо было этим поделиться. Не то чтобы новость, вообще не радость, но… Некоторые вещи надо говорить вслух – иначе они просто выжгут душу.
Гарвус обернулся. Во взгляде его было многое, но сплошь непечатное.
С противоположной стороны двора примчались – почти наперегонки – Берти с веслом от лодки и госпожа Клыккер верхом на лошади. Из-под арки вывернула Элайяна в мантии, наброшенной, видимо, прямо на пеньюар.
Увидев, что творится, леди-ректор судорожно вздохнула. Потом прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Волны страха, шквалы вопросов, гребни плача и косохлест возмущений – адептово море бурлило в Буре.
Голден-Халла присел на корточки у границы, созданной Морганом. Сыщик открытыми ладонями ударил в брусчатку и пропел короткую Формулу Потаенности. Тотчас туман разросся, разбух, как будто наполненный большей влагой – возможно, чужими слезами? – и полностью спрятал то, что было некогда студенткой.
Госпожа Клыккер звучно сплюнула:
– Надо звать жандармов с материка.
Адепты заголосили с новыми силами. Подбежали другие преподаватели.
Леди-ректор открыла глаза.
– Нет, – жестко сказала она. – Никаких жандармов.
Все умолкли без всякой магии – от удивления.
– Власти перевернут академию вверх дном. Не смысля ничего ни в магии, ни в учебном процессе, они перечеркнут эту осень крестом, и Бурю можно будет смело закрывать. У каждого адепта останется травма, недополученные знания, возможно – проблемы с законом, мало ли что у вас раскопают? К тому же до приезда жандармов – а это вряд ли займет меньше двух суток – пришлось бы оставить сцену преступления нетронутой…
– ЭЛАЙЯНА! – неверяще гаркнула госпожа Клыккер. – Произошло убийство! Его надо расследовать!
– Скорее всего, это не убийство, а несчастный случай. Даже на первый взгляд видно: на студентку напал зверь, не человек. Я, кстати, отмечала в своем ежегодном докладе возросшую активность вервольфов в лесах Этерны…
Ладислава вдруг почуяла неладное. Леди-ректор говорила так плавно, нежно, нараспев… И руки ее, сложенные на груди, слегка шевелились: она нажимала пальцами на локти, будто играла на фортепиано. Все как-то быстро успокаивались, соглашаясь, и Ладислава тоже чувствовала подспудное умиротворение. Найт быстро глянула на Берти. Пальцы сыщика были скрещены: мизинцы и безымянные, ладонь на ладони. Лади сделала так же и с облегчением поняла: ее отпускает морок…
Между тем леди-ректор закончила свой увещевательный монолог:
– Но расследование, конечно же, будет. И хвала небесам, что у нас преподает один из лучших детективов королевства.
Сотня чуть плывущих взглядов обратились к Голден-Халле.
Берти молча кивнул.
– А теперь возвращайтесь в академию и занимайтесь своими делами. Не случилось. Ничего. Страшного, – снова странным тоном сказала Элайяна.
Но Найт продолжала держать пальцы скрещенными, и она знала: случилось. Еще как случилось.
Ошалелые студенты, развернувшись, вереницей потянулись к Буре. Найт рванула впереди всех, обратно в Хромую башню: Фрэнсис так и не вышел.
* * *
Во дворе остались только леди-ректор и Берти. Элайяна задрала рукава и болезненно зашипела, увидев, как истощились ее браслеты.
– Теряешь хватку? – Берти вскинул брови. – Раньше и пятьсот человек отменталить умела, сегодня устала от сотни.
– Ты представляешь, какую дозу мне пришлось им вкачать? – вздохнула Элайяна.
Берти подлез под защитной лентой и, взбивая туман ладонью, двинулся к телу.
– Стоп, – велела эльфийка. – Что ты делаешь?
– Хм. Приступаю к работе? – обернулся сыщик.
– Не надо. Я сказала о расследовании только для них: это была удачная ниточка для Полотна Заблуждений. Ты свободен.
– Да, конечно, пусть все умирают один за другим, у нас их много, вообще не жалко, – скороговоркой пробормотал Голден-Халла, на колени опускаясь среди тумана. Тот поглотил его по самую макушку.
– Берти! Ты не будешь это расследовать, ясно?
Туман безмолвствовал.
– Я же сказала: несчастный случай. Вервольфы…
Берти вдруг вынырнул, выпрямившись во весь рост.
– Ты меня совсем за дурака держишь? – сощурился он. – Очевидно, что ты не хочешь, чтобы я раскрывал дело, потому что у тебя есть твердая уверенность в том, кто это сделал.