выскочили трое полицейских, двое из которых с короткоствольными автоматами, и совершенно без колебаний и размышлений, «передёрнули скобы» на своих «СУчках» и открыли огонь в мою сторону… прямо через тела бегущих впереди них людей. Брызги крови, падающие тела, дым от работающих длинными очередями автоматов… было последним, что я видел прежде, чем перепрыгнул перила моста и полетел вниз, в тёмную воду.* * *

Глава 26

* * *

Я раньше никогда не тренировался задерживать надолго дыхание или глубоко нырять. Да и с вышки никогда не прыгал. Не имел таких увлечений. На дальние дистанции по спокойной поверхности без нырков и волн — да, в мире писателя плавал. Но не быстро, без спешки, в удобном размеренном темпе. В удовольствие. Да оно даже и на той же сдаче норматива по физо, у нас на время особо никто не смотрел — там был только один параметр: доплыл дистанцию или не доплыл, сдался раньше. А тут…

Я летел вниз и понимал: у меня есть только один единственный способ выжить — это не всплывать. Не всплывать ни при каких условиях!

Почему? У Маверика наверху, на мосту, есть минимум два автомата и два пистолета. Откуда два? Элементарно: один — его, тот, что с глушителем, а второй — того ППС-ника, который ещё не стрелял. ППС-ник не ездит без оружия, даже, если это водитель. А значит, у него или пистолет, или ещё одна «СУчка» в машине лежит, он её просто не успел почему-то достать.

Высота моста — метров двадцать, на взгляд. Выше, чем у Большого Каменного. Но всё равно: двадцать метров для стрелка — это рабочая дистанция даже для задрипезного ПээМа. В ростовую фигуру, с такого расстояния, и косорукий новичок не промахнётся. Тем более, сверху вниз стрелять. Тем более, из двух автоматов. Стоит мне даже не всплыть, а в мути водной мелькнуть, обозначая своё положение, только показаться, как меня тут же превратят в мелкое сито или дуршлаг.

Эти мысли вспышкой проносились в голове, пока я летел вниз. В этот раз, не как в прошлый — как придётся, а конкретно: вытянувшись в струну, выкинув руки вперёд, спрятав за ними голову, и чётко наложив ладонь на ладонь. Ведь прыгнул сам, а не как тогда — был выкинут непонятно кем без подготовки и времени на то, чтобы начать соображать.

Страшно? Двадцать метров — это же вдвое больше стандартной прыжковой вышки, той, с которой проводят Олимпийские соревнования. Правда, это ещё не та высота, прыжок с которой означает однозначную смерть при вхождении тела в воду, как при тех же 60+ метрах, когда смерть наступает не столько из-за «бетонизации» водной поверхности, сколько из-за того, что та часть тела, которая первой входит в воду, быстро тормозится из-за её сопротивления, а оставшаяся, та, которая ещё в воздухе — нет. И верхняя половина упирается в нижнюю, деформируясь под действием двух противоположно направленных сил. Смерть, как правило, наступает почти мгновенно. Как в случае с самым известным в мире местом совершения самоубийств — мостом Золотые Ворота в Сан Франциско, максимальная высота которого достигает 75-ти метров.

Однако, и там выживают. Очень мало, очень редко. Практически на уровне статистической погрешности, но выживают. Здесь же: всего двадцать с чем-то… Вон, есть такой вид спорта «хай-дайвинг», так там в прыжках с двадцати семи метровой вышки соревнуются на постоянной основе. И ничего — живые. Ещё какие-то кульбиты в полёте делать успевают… Правда, они профи. Не один год тренируются. Но…

Так, страшно мне было прыгать?

Нет. Не было. Прыгать с моста не страшно, когда сзади в тебя стреляют из автоматов и бегут с битами и монтировками озверевшие зомби. Да ещё и после того, как уже минут пять на пределе сил за жизнь свою борешься. Тут уже страха вообще, как такового нет. Страх бы появился, будь у меня хоть полминутки паузы. Время на то, чтобы подумать. У меня такого не было. Я действовал. И действовал непрерывно. По наитию и по ситуации. В режиме «реального времени».

Так что, страшно не было. Не было времени бояться. Я двигался. Может, оттого и прыжок получился «чистым». Почти без брызг и сопротивления.

Удар о воду, конечно, был. Но больно не было. Организм был настолько переполнен адреналином и другими стрессовыми гормонами, что был словно обколот сильнейшей анестезией. Да и физические кондиции далеко перешагнули все свои обычные пределы, перейдя в то чудесное состояние, про которое так любят писать журналисты. То самое, в котором хрупкая женщина поднимает бетонную плиту, чтобы спасти ногу своего маленького сына или толстяк подтягивается семнадцать раз на заборе, спасая уже свои ноги от прыгающего внизу остервеневшего бойцовского пса.

Пожалуй, только этим я могу объяснить то, что и «чисто» в воду вошёл, и успел вдохнуть непосредственно перед входом, и грести начал сразу, как кончилась инерция погружения, и то, что грёб, грёб и грёб… а потом ещё грёб. И ещё грёб. И ещё грёб. И ещё…

Хотя, наверное, моей собственной заслуги в том, что я-таки спасся, нет. Или её критически мало. Мне опять повезло. Повезло, что в этот момент внизу проплывала баржа. И повезло, что упал я всё-таки в воду недалеко от неё, а не на неё… И умудрился её догнать за те секунды, что грёб на пределе и за пределами сил своих, и сил человеческих.

Я вынырнул там, где с моста меня было уже не видно. Возле самого борта баржи. Да ещё и там, где смог уцепиться за какой-то трос, намотанный на какой-то большой рогатый штырь с торца этой баржи. С противоположного от толкающего эту баржу катера.

Уцепиться и удержаться. А потом ещё залезть по этому тросу наверх… В общем, фантастика. Бэтмен и Тарзан отдыхают… Но, «жить захочешь — не так раскорячишься».

А было ли чего бояться? Было ли чего так меньжевать и таиться?

Было.

И даже больше того, о чём я успел подумать. Не только автоматчиков стоило бояться. Не только… За мной, в воду, с моста прыгали люди. Один