да — люди умерли, но — жизнь других людей продолжается. Жизнь их близких, родственников, детей, родителей. И им надо как-то жить дальше. Тут хоть деньги на похороны искать не надо, вырывая их из и так понёсших серьёзный урон семейных бюджетов.

Так же и социальные выплаты: пенсии по утрате кормильцев, компенсации, льготы…

Было бы всё это так же четко и оперативно, не будь в центре происшествия меня — Княжеского сына? Не будь я замешан в этом?

Не знаю. У меня нет ответа и доступа к настоящей статистике. Официальная, размещённая во Всесети, говорит, что, да — было бы. И было уже неоднократно. Но, это официальная. Мир писателя научил меня скептически относиться ко всему официальному. Воспринимать фактом только то, что можешь лично посмотреть и потрогать.

А факт — вот он: триста пятьдесят шесть закрытых гробов. Да — именно закрытых. Те, что уехали по своим городам и деревням, тоже уехали наглухо заколоченными. Официально: тела слишком сильно пострадали в огне. Не официально… тоже. А ещё, чтобы не смущать пулевыми и рвано-резанными-колотыми ранами на телах. Чтобы не вызывать лишних вопросов у обывателей.

Хотя, вопросы всё равно были: центр города же, день. Многие стрельбу слышали. Кто-то наблюдал лично, как люди с моста в воду гроздьями сыплются. Кто-то даже заснял на камеры своих телефонов… Однако, центральные СМИ всё одно придерживались версии техногенной катастрофы. Князь лично по телевиденью заявление об этом сделал. Император тоже какие-то слова сказал. Знаю — сказал, но сам не смотрел. Мне и отцовского лица на экране телефона хватило, чтобы не иметь желания слушать то же самое ещё и от Императора.

Сегодня похороны.

Жаркий солнечный день середины лета. И заплаканные люди в чёрном. Как что-то чужеродное, неуместное, неправильное в этом месте и этом времени. Процессия с черными гробами на плечах. Процессия с красивыми цветочными венками и лентами. Живая музыка… играющая траурно-похоронные марши и мелодии.

Тяжело на всё это смотреть. Тяжело во всём этом участвовать.

Я не хотел. Но мне пришлось. Не одному пришлось. А вместе с отцом и братом. С Матвеем. Остальные члены Семьи были заняты на других направлениях. Всё ж, собираться сразу всем Родом, в одном месте, в нынешних условиях было бы жестоким безрассудством. Жестоким — по отношению к тем, кто окажется рядом. Ведь весь Род Долгоруких кучно, в одном месте, не являющемся укреплённым Кремлём — это лишняя провокация для врагов и недругов. Приглашение устроить ещё один теракт, не считаясь с затратами и потерями — «выхлоп» их все многократно окупит. Обезглавливание целого Княжества, тем более такого, как Московское — это серьёзный урон всей Империи.

А трое… Ну, трое — это не все. Тем более, что фактически лишь двое — я-то лишь номинальный член Семьи. Не Одарённый. Но, при этом, в наличии отец. Сам Пётр Андреевич. Чтобы предпринять что-то против него, нужен, как минимум другой Богатырь. Или два Паладина. Никак не меньше. «Выхлоп» репутационных и материальных затрат не стоит. Да и организовать в такие короткие сроки сложно.

Отец… Мы не говорили с ним. Да и брат в его присутствии молчал. Правда, и мне самому как-то говорить на таком мероприятии не хотелось. Хотелось уйти отсюда. Но уходить нельзя — репутационные потери. Да и не свободен я нынче в своих передвижениях.

После происшествия, осмотра в больнице и допроса, я был переправлен в Кремль. Где проживаю и сейчас. В своей старой комнате… Казалось бы — вот оно, сбылась-таки мечта Княжича! Вернулся домой, в Семью… Только, радости как-то нет никакой по этому поводу.

Ведь, хоть я и вернулся, но запрет на общение с меня снят не был. Да к нему ещё и ограничение в передвижениях добавилось: нельзя мне покидать пределов Кремля.

Сегодня первый день, когда эти оба запрета были нарушены. Но присутствие рядом отца их полностью компенсировало. Что я могу сделать Богатырю? Даже, если захочу? Если «запрограммирован» Мавериком, а весь шум на Крымском мосту был всего лишь операцией по созданию мне прикрытия для внедрения. Богатырь и обычный человек — слишком несопоставимые величины.

Но и ладно. Вселенная с ним, со всем. Со всеми этими заморочками. Или, как любит говорить один мой персонаж, Дзен с ними. Дзен и Саттори…

Кладбище. Солнца свет. Трепетание листьев. Шелест травы. Щебетание птиц. И свежая могила. Свежая могила женщины, которая хотела стать моей… и из-за этого погибла. Цветы. Две белых розы. Первые и единственные цветы, которые я ей подарил… Спи спокойно Анастасия Дмитриевна. Прости уж, что так получилось.

* * *

Глава 27

* * *

Почти месяц сижу уже под «домашним арестом». Не покидаю территорию Кремля. Август на исходе. Скоро первое сентября, школа… в которую, совершенно непонятно, буду ли я ходить. С моим будущим и настоящим статусом вообще всё очень непонятно. Никто ж ничего не объясняет.

Да и у кого спрашивать? У Дружинников, приставленных ко мне для охраны… меня или от меня? Они, и захотели бы сказать, не сказали бы — откуда им знать? У них простое и ясное задание от вышестоящего командира — дежурить возле моей комнаты. Сопровождать, когда выхожу из неё и перемещаюсь по территории Кремля. За пределы Кремля не выпускать, к комнатам других членов Семьи не подпускать. Всё чётко и понятно. Остальное — не их дело. Они свою смену отстоят, да пойдут. А на их место другая пара Дружинников встанет. Новая. Не более информированная, чем первая.

«Комната»… если её можно так называть, была раза в три больше моей московской квартиры. С соответственным кратным увеличением количества комнат. Натуральные элитные отделочные материалы. Мебель из массива дуба. Картины и гобелены. Живые экзотические цветы и растения. Роскошные персидские ковры на паркете. Ультраплоские телевизоры в полстены размером — две штуки. Крутейшая аудиосистема. «Протон-6» с набором игр к ней. Персональный компьютер моноблок с параметрами самолёта или даже космического корабля — от одних цифр улететь можно… отрубленный от внутренней локальной сети Кремля. А значит и от оптоволоконной внешней Всесети. Отдельную «выделенную» линию вести мне никто не стал.

И телефон не вернули, хоть, вроде