— Брось, Скиф, ты ничего не успеешь. Я уже вызвал милицию. — Будто прочитав его мысли, Хозяин показал зажатый в пальцах левой руки брелок охранной сигнализации. — У тебя пять минут на то, чтобы уйти со своими людьми. Обещаю, что преследовать не буду.

— Ты меня отпустишь? С чего бы?

— Как ни странно, отпущу.

Олег ждал этой минуты последние несколько дней. Очень ждал. Представлял, как будет смотреть в глаза ненавистного ему человека, перед тем как нажать на курок. Он сам не боялся смерти. Но сейчас просто застрелить убийцу своей матери не мог. Банковал Хозяин. Но не мог Григорьев и просто так уйти из этого дома.

— Ты даже не знаешь, как это невыносимо — все время помнить о матери, которая умерла у тебя на руках, — хрипло выдавил Григорьев, думая о ноже. — Я убью тебя, как этого пса.

— Очень символично, — бесцветным голосом проговорил Хозяин. — Мы вместе с тобой приводили в действие машину, несущую смерть. А бытие, как известно, определяет сознание… Но ты должен был знать, что тот, кто сеет смерть, сам вкусит ее плоды. Ты можешь попытаться что-нибудь сделать, Скиф. Я могу выстрелить. Ты умрешь. Но с тобой твои люди. Они тоже должны умереть? А мои жена и сын в чем виноваты? Жанна рассказывала мне о невинно пострадавшем Григорьеве, за которым ей пришлось ухаживать пять лет назад. Мне даже показалось, что тогда она влюбилась в тебя. А я теперь должен буду показать ей твой труп? Мои жена и сын не должны знать, чем я занимаюсь. Убирайся! Ты только что убил моего брата. Положил моих лучших людей. Я не прощу, но дам тебе возможность сейчас уйти. Не тяни время, Григорьев, уходи из моего дома, пока еще…

Хозяин не договорил. Раздался глухой хлопок, и пуля вошла ему в спину чуть сбоку от позвоночника. Стреляли из коридора. Хозяин повернулся, вторая пуля вошла в грудь у сердца, но он устоял на ногах, припав к косяку двери. Лишь третья пуля сбила его с ног.

Опытен был пес. Он бросился на Григорьева внезапно, без рыка и хрипа, не изменив своего взгляда, не сжавшись перед прыжком. Его длинное тело вдруг повисло в воздухе, его пасть, его страшные глаза вдруг полетели на Григорьева. Не уловил Олег момента начала прыжка. Отвлекся на выстрелы. Среагировал секундой позже. Только и успел, что поднять левую руку, защищая горло, и почувствовать, как клыки достали кость и рука стала словно чужой. Почуяв кровь жертвы, пес зарычал и повалил Григорьева в угол. Но тренированный мозг спецназовца работал на опережение: как только собачьи зубы вцепились в руку, правая рука Григорьева легла на шею псу за основанием черепа. Ноги обхватили мускулистое тело собаки. Обученным движением, превозмогая боль, он резко повел рукой в пасти от себя вверх и вбок, а рука на шее животного сделала рывок на себя. Раздался хруст позвоночника, и враг, страшно оскалившись, ослабил мертвую хватку и забился в предсмертных судорогах. Шея собаки была сломана.

В комнату вбежал Колян.

— Живой? — Он с тревогой смотрел на Григорьева, лежащего рядом с огромной умирающей собакой.

— Живой, — простонал Григорьев, поднимаясь. — Руку прокусил. Собака Баскервилей какая-то!

Колян стоял над Хозяином, держа в руке пистолет. Тот еще дышал, но набухший от крови на плечах и груди халат свидетельствовал о том, что этот человек уже покойник. Хрипящий Хозяин с презрением посмотрел на Олега и даже попытался улыбнуться:

— Я всегда знал, что тебя нужно бояться. Не успел… Но ты никогда не станешь как я…

— Даже пытаться не буду! — Олег, поднимая с пола «беретту», подумал, что ведь их отношения с Хозяином начались тогда, когда Григорьев был уверен, что не сможет выстрелить в безоружного человека. Надо было помочь Хозяину уйти из жизни, но тот его опередил, перестав дышать.

— Капут! — сказал рыжий Колян, стягивая с головы маску.

И тут произошло непоправимое. Прозвучавшие как гром с ясного неба два оглушающих выстрела были адресованы Коляну. Он упал на грудь, прямо как стоял, рядом с Хозяином, не успев увидеть своего убийцу в лицо.

Из коридора в комнату шагнула Жанна. В руке она держала пистолет. Олег был готов стрелять, но в последний момент успел убрать палец со спускового крючка. В отчаянии он громко крикнул, схватившись за голову:

— Жанна, зачем?!

— Зря ты пришел сюда, Олег. Теперь у меня нет выбора, — услышал он и не поверил происходящему. Жанна держала направленный на него пистолет.

— Не горячись, — произнес он, холодея. — Видишь, я кладу оружие на пол.

— Все равно я убью тебя.

— Стой! — Он закрылся от направленной на него смерти выставленными вперед руками. — Все, что произошло, даже лучше для тебя!

— Что лучше? То, что ты сделал меня вдовой?

— А разве ты не этого хотела? Помнишь — «стареющий муж…»? Зачем ты приходила ко мне в офис после замужества? Я думал, мы понимаем друг друга.

— Я тебя не просила стрелять в моего мужа!

— Твой муж убил мою мать и моего друга.

— Врешь! Мой муж никого не убивал. Ты сам наемный убийца!..

— Ты все знаешь?

— Да, я знаю все про тебя, — криво усмехнулась женщина. — Ты страшный человек!

— А про бизнес своего мужа тоже все знаешь?

— И про бизнес мужа.

— Жанна, опусти пистолет.

— Та женщина-прокурор, кто она тебе?

— Друг. И мать моего ребенка. С ней я познакомился давно, еще до встречи с тобой. Она очень помогла мне в одном деле. Твой муж приказал и ее убить. Как убивал многих.

— Я не верю тебе. Бизнес моего мужа — нефть и игорные дома.

— Не горячись. Спроси у брата. Он скажет правду.

— Мне уже все равно. Ты убийца отца моего ребенка. — Ее голос сорвался на крик.

— Убей меня, и твой брат умрет! — тоже повысил голос Олег. — Ты стала богатой вдовой и свободной женщиной! Подумай, Жанна.

— Михаил сильный мужчина. Он выпутается. А по нашим законам наследником состояния мужа буду не я, а мой сын.

— А по российским законам — ты! Не глупи, ты получаешь все!

— Прощай, Олег…

По выражению ее глаз Григорьев понял, что это конец. Он опустил руки и заговорил спокойно:

— Ладно. Я хочу посмотреть, как ты выстрелишь. Стреляй! — Он смотрел ей в глаза. Холодное спокойствие овладело им. А зачем жить? Он устал. Будет проще, если эта чеченка сведет его счеты с жизнью одним нажатием на курок прямо сейчас. Безразличие ко всему происходящему, с которым он жил последние несколько лет и которое отпустило его душу с появлением Насти, сейчас снова вернулось к нему. — Ну, стреляй же!

— Только дернись, сука, и твой сын останется сиротой! — это произнесла Настя.

Жанна, оглянувшись в коридор, медленно опустила руку. Затем, как в замедленном кино, упала на колени и выронила на пол небольшой дамский «вальтер». Закрыв ладонями лицо, она зарыдала. Григорьев стоял и смотрел. Голос Насти возвратил его в реальность и в состояние уверенности.