Кончик лисьего хвоста дрогнул.

– Тави считает, что Феликс – тоже часть моего сердца. Но она ошибается. Это точно не он. Может быть, вы подскажете, где искать ее, третью часть? Хотя бы намеком? Знаком? Как угодно, ваша милость.

Лиса повернула головку и стала так внимательно смотреть в дальний конец дороги, словно что-то увидела – или услышала. Изабель тоже обернулась, но ничего не заметила. Когда она снова взглянула на лисицу, той уже и след простыл.

– Ну вот, дожила – с лисами беседую. Еще чуть-чуть, и буду, как Маман, с капустными кочанами разговаривать.

И они с Нероном продолжили путь. Шесть миль из тех двадцати, что отделяли их от Парижа, остались позади, а девушка все спрашивала себя, не сошла ли она с ума.

Все вокруг были уверены, что из ее затеи – увидеть Эллу – ничего не выйдет. Тетушка твердила ей, что стража ни за что не пропустит ее во дворец. Тави считала, что Элла сама откажет ей во встрече. А мадам и вовсе заявила, что Изабель и до Парижа-то не доедет: ее ограбят и убьют где-нибудь по дороге, а труп бросят в канаву.

И только Маман одобрила ее намерение, наказав Изабель не зевать по сторонам, а найти герцога, который возьмет ее замуж. Маркиз тоже поддержал ее.

В какой-то момент Изабель одолели сомнения, и она едва не повернула назад, но вспомнила маркиза – как он стоял на крыше кареты, а та неслась вперед во весь опор, как ветер трепал его локоны и развевал полы камзола.

Другой на его месте визжал бы от ужаса, а он лишь смеялся, запрокинув голову и протянув руки к небу.

Она вспомнила его искрящиеся янтарные глаза и чувство, возникавшее у нее всякий раз, когда она ловила на себе их взгляд, – будто все возможно, потому что сама удача на ее стороне.

И она решительно щелкнула языком и погнала Нерона дальше.

Изабель пролетела галопом еще около мили и увидела впереди путника – тот шел по обочине туда же, куда и она. День был воскресный, дорога пустая – за все время ей встретились лишь пара телег да карета.

Изабель уже почти поравнялась с пешеходом, когда что-то знакомое почудилось ей в развороте его плеч и в свободной, раскованной походке. Еще миг, и она узнала заплечный мешок и потрепанную соломенную шляпу.

Феликс.

В животе у Изабель стало холодно. Она не хотела видеть этого человека. Каждая их встреча, если она длилась дольше двух минут, заканчивалась плохо. Они ссорились. Кричали друг на друга. Один раз он ее поцеловал, но тут же развернулся и ушел. Он был то невероятно добр к ней, то невыразимо жесток.

Изабель решила, что проедет мимо него галопом, притворившись, будто не узнала, но Феликс, услышав стук копыт, вдруг обернулся, и она увидела его лицо.

– Изабель, – сказал он без всякого выражения, тоже узнавая ее. Похоже, и он был не особенно рад ее видеть.

– Здравствуй, Феликс, – холодно сказала она. – Я еду в Париж. Извини, не могу остановиться и поболтать.

– Какая жалость.

Насмешка в его голосе пришлась Изабель не по вкусу. Девушка нахмурилась, но Феликс даже не заметил. Он смотрел не на нее; его глаза были прикованы к Нерону.

Уши коня шевельнулись и встали торчком при первых звуках его голоса. Он подошел к Феликсу, понюхал и смачно, с удовольствием фыркнул.

– Спасибо, мальчик, – сказал Феликс, смеясь и обтирая брызги с лица.

С него вмиг слетела всякая холодность. Изабель помнила, что Феликс любил Нерона и конь отвечал ему тем же. Вот и теперь жеребец склонил голову, как бы приглашая Феликса почесать ему уши. И это Нерон, который не подпускал к себе никого, кроме Изабель, и готов был лягнуть или укусить любого, кто рискнул бы к нему приблизиться.

«Предатель», – подумала Изабель.

– Зачем тебе в Париж? – спросил Феликс.

– Хочу увидеться с Эллой.

Быстрый взгляд сверкнул на нее из-под полей соломенной шляпы.

– Аудиенция у королевы. Такое не каждый день случается. Когда она за тобой послала?

Изабель помешкала.

– Это не она. Ну, то есть она не посылала.

– Значит, ты решила заглянуть к королеве Франции просто так, без приглашения?

Скептический тон его вопроса снова поколебал уверенность Изабель, и она разозлилась еще больше. И подумала, в который уже раз, не безумен ли маркиз, раз он так легко поддержал ее идею. Да и она сама тоже.

– Я попытаюсь ее увидеть, – поправилась она. – Мне это необходимо. Я хочу… хочу кое-что ей сказать.

– Изабель?

– Что?

– Что бы ты ни хотела сказать Элле… говори, а не кричи. Во дворце стражники. Полно стражников. С мечами и ружьями. И не вздумай чем-нибудь в нее швырнуть. Яйцом, например. Даже орехом и то не стоит.

– А ты куда идешь? – заносчиво спросила Изабель, которой вдруг захотелось сменить тему. По всей видимости, слух о ее приключениях в сиротском приюте дошел и до Феликса.

– И я в Париж, – сказал Феликс, проводя ладонью по шее и по плечу Нерона. – Несу туда лицо, – добавил он. – Точнее, половину.

– Опять ранение? – спросила Изабель, забыв о своей обиде.

Феликс кивнул:

– Какому-то капитану шрапнелью оторвало щеку. И вырвало глаз. Теперь он не может показываться на людях. Одни на него глазеют, другие отворачиваются. Я сделал для него полумаску. Надеюсь, это поможет.

Изабель открыла рот, чтобы сказать «непременно поможет», но Феликс ее перебил.

– Нерон вспотел, – сказал он и нахмурился. – Сойди с него и пройдись пешком. Пусть он отдохнет. До Парижа всего несколько миль.

– Ты что, вздумал учить меня, как мне заботиться о моей лошади? – спросила Изабель, но все же склонилась к коню и пощупала его плечо.

– Да.

Изабель, кипя от гнева, не сдавалась.

– Боишься? – снова подначил ее Феликс.

– Чего?

– Что я опять тебя поцелую.

Изабель ответила ему злобным взглядом, но все же сошла с седла: черт его побери, он прав – Нерон в самом деле немного вспотел.

– Это ты чего-то боишься, – раздражительно бросила она и перекинула повод через голову коня, чтобы вести его за собой.

– Да неужели?

– Точно. Каждый раз, поцеловав меня, ты сбегаешь.

Феликс только фыркнул, услышав это. И напрасно.

Его фырканье и насмешливое выражение лица переполнили чашу терпения Изабель, и ее гнев прорвался наружу. Она встала прямо посреди дороги и, закинув одну руку Феликсу вокруг шеи, притянула его к себе. Поцелуй, которым она залепила ему рот, не был ни нежным, ни приятным; язвительный и жесткий, как пощечина, он был полон желания и ярости.

Изабель вложила в него все, что скопилось у нее в душе, и оторвалась от губ Феликса, лишь когда ей самой стало нечем дышать. Феликс даже попятился. С его головы упала шляпа.