– Светлеет, – сказал он. – Мать скоро встанет. Надо добраться до кровати, прежде чем она придет меня будить.

Тави тоже встала. Повернулась к Изабель:

– Идем, Из. Вставай. Уже пора.

Изабель встала. Ее руки были ободраны до мяса, кровь из раны в плече пропитала рукав.

Проводив взглядом сестру, Гуго и Мартина, пока те не скрылись в дальнем конце аллеи, она взяла фонарь, повернулась и пошла назад, к пожарищу.

Отчаяние клубилось вокруг нее, как густой туман, но она не позволяла себе нырнуть в него. И бросить начатое тоже.

Изабель наклонилась над бревном, чтобы сдвинуть его с места, и почувствовала, как юбка натягивается сзади. Уверенная, что зацепилась подолом за гвоздь, она резко обернулась и увидела, что гвоздь тут ни при чем.

Позади нее стояла мышка.

Крошечными лапками она сжимала край подола. Видно было, что зверек тянет изо всех сил – от напряжения задние лапки наполовину оторвались от земли.

– Уходи! – сказала Изабель. – А то еще задавлю ненароком.

Но мышь не уходила.

«Вдруг она зацепилась коготком и не может освободиться?» – подумала Изабель и наклонилась, чтобы помочь мышке. Но та сразу отпустила подол. И запищала, стоя на задних лапках, совсем как человек.

И вдруг Изабель ее узнала. Та самая мышка-мать, которая нашла в очаге чечевичное зернышко для своих мышат и которой она оставила кусочек сыру.

– Здравствуй, – сказала она. – У меня нет для тебя никакой еды. Жаль, конечно. Я…

Мышка-мать подняла коготок, словно родительница, что грозит расшалившемуся малышу. И снова пискнула. И еще раз.

Сначала Изабель различила шепоток. Точнее, шелест, какой бывает, когда по траве пробегает ветер. Но вот шелест усилился, он рос и уже накатывал на Изабель со всех сторон, похожий на шум прибоя.

Тогда она подняла повыше фонарь – и в изумлении затаила дыхание. Со всех сторон ее окружали мыши: они стояли столбиками на камнях, жались к деревянным балкам, их усики подергивались, черные бусинки глаз блестели в свете фонаря, хвостики изгибались вопросительными знаками. Сотни мышей.

Мышка-мать опять пискнула, и зверьки тут же исчезли. Изабель слышала, как они шуршали, скреблись, шуровали, пищали у нее под ногами и повсюду. Не зная, что думать, она поглядела на мышку-мать.

– Куда они подевались? – спросила она. – И зачем…

Мышка снова сердито вскинула лапку. Она слушала – судя по тому, как двигались ее ушки, – а Изабель ей мешала.

Изабель тоже стала слушать, но не могла понять, что именно ей надо уловить. Тогда она посмотрела на небо. Звезды меркли. Тьма редела. Времени оставалось совсем мало.

И тут из глубины пожарища донесся пронзительный писк. Мышка-мать запищала в ответ, возбужденно переминаясь с лапки на лапку. Потом жестами велела Изабель наклониться к ней и показала лапкой куда-то вперед.

Поставив фонарь на землю, Изабель присела, чтобы лучше разглядеть, куда показывает мышка-мать. Тут же из развалин показалась другая мышь, крупнее и мясистее других. На голове у нее было что-то очень похожее на корону.

– Это ваш король? – спросила Изабель, совсем сбитая с толку. – Вы хотите представить меня ему?

Из руин стали возвращаться другие мыши. На вопрос Изабель они ответили странными ритмичными выдохами, похожими на смех. Мышка-мать поманила большую мышь к себе. Бросив опасливый взгляд на Изабель, та помотала головой. Мышка-мать топнула лапкой. Большая мышь нехотя приблизилась.

Сняв корону обеими лапками, она протянула ее Изабель. Не зная, чего от нее ждут, девушка взяла вещицу и поднесла к фонарю, чтобы разглядеть. И тут же вскрикнула – это была совсем не корона. О нет!

Это было кольцо. Из золота.

Сердце Изабель захлестнула волна благодарности. На миг она даже лишилась дара речи.

Она узнала это кольцо, которое подарила ей Маман. Золотой ободок был тоненьким. Камешек – аметист – маленьким. И все же оно наверняка стоило четыре ливра. Может быть, и больше.

– Спасибо, – смогла наконец выговорить она.

Еще две мышки появились из руин, волоча какой-то предмет, который затем поднесли Изабель. Это оказался браслет из тонких золотых колечек; на одном из них болталось крохотное золотое сердце с рубином. Подарок отца. Правда, браслет закоптился во время пожара, но это ничего, копоть можно оттереть.

Кольца хватит, чтобы заплатить за Нерона. Браслет купит свободу для нее самой. Она продаст его, а на вырученные деньги снимет в деревне комнату для себя, сестры и Маман. И тогда можно будет забыть о мадам с ее коровами и капустой.

Потрясенная дарами, Изабель опустила на пол руку, ладонью вверх. Зверушка помешкала, но все же взобралась на импровизированный помост. Изабель осторожно подняла ее так, чтобы они могли поглядеть друг другу в глаза.

– Спасибо тебе, – снова сказала она. – Большое, сердечное спасибо. Ты даже не представляешь, что ты для меня сделала. Я всегда буду перед тобой в долгу.

Она нежно коснулась губами макушки маленького животного и осторожно опустила его на землю. Затем встала, зажав драгоценности в руке, и выбралась из руин.

Верхушка солнца уже показалась над горизонтом. Птицы песнями приветствовали зарю. Изабель вышла на дорогу и побежала.

– Вернулась, значит, – сказал вчерашний здоровяк, отпирая ворота. – Не ждал. А деньги принесла?

Изабель, которая подбежала к воротам лишь на минуту раньше него, стояла, согнувшись, уперев руки в колени, и тяжело дышала. Весь путь от Мезон-Дулёр до живодерни она проделала бегом, не останавливаясь даже для того, чтобы перевести дух.

– У меня есть вот что, – сказала она, выпрямляясь. Опустила руку в карман, достала кольцо и протянула ему.

Но он вернул его ей, недовольный.

– Я же сказал – четыре ливра, а не колечко! Я что, похож на хозяина закладной лавки?

Ее охватила паника. Мысль о том, что он может отказаться принять у нее плату в таком виде, даже не приходила ей в голову.

– Но оно… оно из золота. И стоит куда дороже, – промямлила она.

Мужчина отмахнулся:

– Чтобы получить за него деньги, придется тащиться к ювелиру. А тот – скряга, каких свет не видывал. Морока одна.

– Пожалуйста… – взмолилась Изабель, но голос изменил ей.

Человек посмотрел на нее внимательно, хотел отвернуться, но не смог. Ее лицо было в саже. Платье промокло от пота. Рукав в крови.

– Пожалуйста, не убивайте моего коня, – закончила она.

Мужчина отвел глаза, посмотрел куда-то в конец улицы и выругался. Пробурчал, что очень уж он мягкосердечный, всегда был таким, это его, видать, и погубит. И положил кольцо в карман.