class="p1">Инспекцией внешних сношений!

Собственным мини-наркоматом иностранных дел, то есть.

Первый вождь и Великий учитель сразу же понял значение и важность своего же детища и, по собственному же обыкновению — вдребезги раскритиковал его в статье «Как нам обустроить Рабкрин», написав в частности:

'Рабкрин… был создан для контроля над всеми ветвями администрации сверху донизу с целью устранения двух основных недостатков, неэффективности и коррупции, которые советская государственная служба унаследовала от своего царского предшественника. Он должен был действовать как суровый и просвещенный одитор для всей шаткой и скрипучей правительственной машины; разоблачать злоупотребления властью и бюрократизм; и подготовить элиту надежных государственных служащих для каждой ветви власти…

Бла, бла, бла…

…В конце концов, она (рабоче-крестьянская инспекция) превратилась в неофициальную, но назойливую полицию, отвечающую за государственную службу'.

Часто складывается ощущение, что Ленин сам не знал, что хотел.

Результатом критики смертельно больного основателя «Первого в мире государства рабочих и крестьян», было объединение Народного комиссариата государственного контроля с Комитетом партийного контроля ВКП(б) — для общего надзора за государством, экономикой и партией. Не знаю, чего этим хотел добиться Владимир Ильич, да и вряд ли он сам это понимал — но название осталось прежним, как и его руководитель.

Как бы там не было, но в «Центральное бюро жалоб» Рабкрина — любой советский гражданин мог подать «закладную» на любого советского чиновника, после чего следовали быстрые судебно-судьбоносные решения.

То есть, Сталин всегда имел достаточно компромата на своих политических соперников, с помощью которого мог выкручивать им яйца.

Как в случае с Авербахом, Киршоном и всей этой литературной шайкой — из так и не состоявшейся в новой истории «Российской ассоциации пролетарских писателей». Когда на стол Куйбышеву стали мешками носить письма возмущённых «рабочих» — обвиняющих тех в самозванстве, не отреагировать он не мог. Думается мне и, сам Сталин — не мог упустить столь удобного случая, разделаться с отдельными представителями свердловской семейки.

Короче, Рабоче-крестьянская инспекция была мощным оружием в руках без пяти минут Вождя народов (Кровавого тирана — нужное подчеркнуть) и, я собираюсь её и его руками — разделаться с Коминтерном, что уверен отвечает нашим обоюдным интересам.

Итак, всё готово и в операции «Вброс дохлой кошки», пора ставить заключительную, жирную…

Кляксу!

* * *

Представитель Рабкрина при Советском посольстве в Париже — товарищ Митрополитов, был как говорится — «из молодых, да ранний».

Большевиком он не прикидывается — он им является!

Хотя и носит — не изношенную до дыр на локтях гимнастёрку, а современный европейский костюм.

Из рабочей семьи, немногим старше меня нынешнего, получил достаточно хорошее, хотя и неполное образование, прапорщиком «военного времени» участвовал в Германской, добровольцем вступил в Красную Армию и воевал в её составе до 1920 года, дослужившись до командира полка. В партии с 1918 года — когда Советская Власть висела буквально на волоске и, очень немногие букмекеры за неё — хотя бы грош ломанный дали.

Последнее говорит о многом, если не о всём: этот человек раз и навсегда — связал свою жизнь с идеями коммунизма, с идеями о построение самого справедливого общества на Земле. Хотя, в обшей массе коммунистов — таких сравнительно немного, но это как катализатор при химической реакции — делающий её вообще возможной. Именно такие заменят в тридцатые годы, буквально прошедших огонь и воду — но не выдержавших испытания «медными трубами», скурвившихся от вседозволенности власти «пламенных» революционеров…

Это именно с их помощью Сталин сделает из России лапотной — Россию ракетно-ядерную!

Прикинувшись типичным рыжим англосаксом средних лет, хотя и аристократически выглядевшим — но явно испытывающим не самый лучший период своей жизни, я встретил товарища Митрополитова на улице, на полпути к своей съёмной квартире.

Остановив, обращаюсь на безбожно ломанном русском:

— Извините, мистер… Вы из Советского посольства?

— Да. А что Вы хотели, мсье?

— Я бы хотел встретиться с представителем ГПУ.

С непроницаемым лицом:

— С какой целью?

Мнусь, затем:

— Скажу только ему.

— Тогда, ничем помочь не могу. Пропустите, мсье, я спешу!

Отстранив меня крепким плечом, уходит.

— Постойте!

Останавливается и не оборачиваясь:

— Что-то ещё?

— У меня есть важные документы, которые могут заинтересовать самого Дзержинского!

Подходит вплотную и почему-то шёпотом, хотя поблизости никого нет, глядя мне прямо в глаза:

— Откуда они у Вас?

Волнуясь, заикаясь, запинаясь и варварским образом коверкая «великий и могучий»:

— Долго рассказывать, а по-русски я говорю очень плохо. Скажем — я их украл, чтоб поправить своё материальное положение.

— Откуда знаете русский язык?

Не моргнув глазом, тем более ничуть не переменившись в лице:

— Во время войны служил при британском отряде подводных лодок на вашем Балтийском флоте. Общался с вашими морскими офицерами, матросами… И женщинами!

Оглянувшись по сторонам, товарищ Митрополитов заговорщически понижает голос:

— Хорошо. Вам очень повезло: я как раз из ГПУ…

Радостным лабухом киваю:

— Я знал, что все сотрудники вашего посольства — из ГПУ!

Тот, только шеей покрутил — как будто воротничок рубашки тесен и перешёл к делу:

— Документы у Вас собой?

— Только ознакомительная часть. За остальное, мистер чекист, придётся платить.

— Хм, гкхм… Я думал — Вы сочувствуете идеям коммунизма.

Прижав ладонь к левой стороне груди:

— Сочувствую, конечно, очень сочувствую… Всем сердцем! Но без денег Вы от меня ничего не получите, мистер чекист.

Взглянув на меня, как на самую ничтожную гниду, мнимый чекист процедил сквозь зубы:

— Хорошо! Давайте вашу «ознакомительную» часть, а там посмотрим.

— Айн момент, мистер…

Вынув из бывшего с собой видавшего докторского саквояжника папочку, а из неё два листочка:

— Мистер понимает по-английски?

— Нет, не понимает.

Насколько мне известно, в свободное от основной деятельности время «мистер Митрополитов» усиленно штудирует французский язык.

Протягиваю один из листков:

— Тогда, возьмите вот этот — он на русском. А английский язык советую учить — пригодится.

Пробежав глазами текст и мгновенно вспотев, тот:

— Давайте пройдём вон в то кафе и поговорим там?

— Согласен, если Вы угощаете, месье большевик: «же не манж па сис жур. Гебен мир зи битте этвас копек ауф дем штюк брод».

Ржу, не могу… Эту фразу я знаю наизусть ещё с детства по «12 стульям».

И вот наконец — сгодилась!

Он, вытирая пот на лбу носовым платком:

— Хорошо, идёмте.

Подождав, когда я умял первое, второе и блаженствуя допивал третье — очень хороший кофе со сливками (специально перед