И этот смех вызвал у меня желание убить его, взломать ему ребра и вырвать сердце – так, как он уже столько раз со мной делал.

Он летал надо мной кругами, не переставая смеяться. Его смех эхом отражался от скал и питал мою ярость, делая меня неистовым, таким же неистовым, как он – таким неистовым, каким он всегда хотел меня видеть.

Однако как это ни странно, это неистовство принесло мне и спокойствие. Я заметил на арене несколько камней, оставшихся от предыдущих Битв. Я нашел один – маленький и гладкий – у самой моей ноги. Наверное, он выпал из моей рогатки в тот день, когда я сражался со Щипком. Казалось, он ждал, чтобы я его поднял.

Питер ничего не замечал. Он был поглощен тем, что летал кругами, радуясь собственной хитрости.

Несколько мгновений я внимательно наблюдал за ним – а потом прицелился ему в правый глаз.

Я не промахнулся. А броски у меня получаются очень-очень сильные.

Питер завопил и от неожиданности упал – и я налетел на него.

Он был настолько меньше меня, что я без труда поставил колено ему на грудь и ударил в лицо. Два зуба (у него все зубы еще были молочные, как белые жемчужинки) вылетели у него изо рта, а из носа полилась кровь, и глаз у него стал красный.

Он больше не смеялся.

Я бросил кинжал, чтобы ударить его по лицу обеими руками. А теперь я его снова схватил, зажимая ему подбородок правой рукой, а левой направляя удар ему в горло.

Точно так, как он сделал с Грачом.

Точно так же, как он сделал с моей матерью.

Я не заметил, что у него тоже оставался нож – и что ему удалось высвободить одну руку.

Он вонзил кинжал мне в ногу и рванул вниз, открывая старую рану. Кровь хлынула отовсюду, брызнула Питеру в лицо, а он вывернулся из-под меня, заваливающегося набок, и мой кинжал до его горла не достал.

Кажется, он только теперь понял, что для меня это не игра, что я серьезен.

Я хотел его убить.

Моя кровь лилась на камни арены для Битвы и, как всегда, исчезала без следа.

Я постарался встать, тяжело дыша от усилий. Питер смотрел, как я напрягаюсь, как кровь бежит у меня из бедра… а потом он улыбнулся.

Все зубы у него были на месте.

Кровь из носа уже не текла. Глаз стал нормальный.

В один миг он снова стал Питером – целым, не изменившимся, одиннадцатилетним.

– Ты меня убить не сможешь, Джейми, – сказал он.

Казалось, он меня жалеет из-за того, что я вообще пытаюсь.

– Этот остров меня создал, – продолжил он. – Остров меня создал, и остров помогает жить. И каждая капля крови, которая здесь пролита, помогает мне оставаться целым и маленьким вечно – как она делала и для тебя, пока ты в меня верил. А когда ты перестал меня любить, перестал верить, остров тебя отпустил, потому что остров знает, что у тебя в сердце – и я тоже знаю.

– Не может быть! – выдавил я.

Это не могло быть правдой. Не могло быть так, что вся моя ярость, весь мой гнев никогда не найдут выхода и никогда не закончатся. Как это так может быть, что я никогда не смогу убить того, кто больше всех этого заслуживает?

Я попытался выпрямиться, но нога подгибалась, и кровь из меня лилась слишком быстро. И вся эта кровь поддерживала в Питере жизнь. Вся моя кровь сделала его снова целым.

Как будто я вообще его не задел.

Я не смогу его убить. Покуда на острове будут мальчишки, покуда там будет литься кровь, Питер будет жить вечно.

– Вот для чего ты меня привел сюда? – спросил я. – Чтобы я сохранял тебе жизнь? Ради этого мы все сюда попадали? Ради тебя?

– Не ты, Джейми! – возразил Питер. – Ты – нет. Я хотел всем этим с тобой поделиться, чтобы тебе было весело. Ты все время был грустный и злой, и эта твоя мама ничего не делала, чтобы тебе стало весело, чтобы стало лучше. Я же знаю, Джейми. Я долго за тобой следил, чтобы убедиться, что ты мне подходишь.

– Она целовала и обнимала меня, и крепко к себе прижимала, – проговорил я, повторяя те слова, которые сказал мне Чарли, давно-давно.

Питер фыркнул.

– И что такое обнимание? Что такое поцелуй? Это же совсем не то, что бегать, где вздумается, или плавать в океане, или смеяться и играть целый день с лучшим на свете другом. Ты был грустный, Джейми, а я хотел, чтобы ты был веселый – и я тоже. Я привел тебя сюда, чтобы у меня был друг. А остальных я приводил, чтобы этот друг оставался со мной всегда.

Тут я захохотал. Это был жуткий, злобный хохот, совсем на меня не похожий.

– Ну что ж, я бы сказал, что твой план провалился, Питер. Потому что я не буду вечно твоим другом. Я уже довольно давно тебе не друг.

– Знаю, – подтвердил Питер. – Но это не значит, что тебе можно уйти. Ты помнишь мои правила, Джейми. С острова уходить нельзя. И умереть я тебе тоже не позволю, чтобы ты не смог от меня убежать в смерть.

Тут я упал: распоротая нога больше меня не держала – и перекатился на спину. Вокруг меня должна была бы собраться лужа крови, но камни впитывали ее сразу же, как она из меня выходила. У меня в глазах все стало белым, потом – черным, а потом снова белым.

А потом Питер встал надо мной – и у него в руке была пиратская сабля.

– Я проклинаю тебя, Джейми. Я проклинаю тебя, чтобы ты жил на острове вечно, но взрослым. Тебе никогда больше не стать мальчишкой, но при этом ты никогда не станешь старым и не умрешь. Если тебя ранят, ты все равно выживешь. Остров не даст тебе уйти, и остров не даст тебе умереть, потому что я так сказал. А чтобы ты никогда не забыл меня и мое проклятье, я оставлю на тебе мою метку.

Он поднял саблю – и у меня не стало правой руки.

Питер улетел и оставил меня там, истекать кровью из ноги и запястья. Я был уверен, что умру – несмотря на все, что говорил Питер. На какое-то время я отключился, а когда снова пришел в себя, уже зажглась луна, а кровь остановилась.

Я сел и осмотрел ногу: хоть кровь и не текла, она была так поранена, что стоять на ней было нельзя. Из запястья торчала белая кость и свисали ошметки мышц и вен. Мне не хотелось на это смотреть. Я оторвал от штанов кусок шкуры и крепко замотал культю.

А потом я пополз с арены.

Пока я полз, я вспоминал всех мальчишек, с которыми здесь сражался. С некоторыми бой был шуточный (по крайней мере в том смысле, в каком шутки понимал Питер, потому что сколько-то крови все равно проливалось, пусть просто из расквашенного носа).

Я вспоминал всех мальчишек, которых я убил, когда бой был не шуточный. Я вспомнил, как бил Щипка по голове камнем, пока не увидел блеск кости.