За шесть дней Клара окрепла. Каждый раз после обеда, ровно в шесть часов, я привозила донью Мерседес в гасиенду Эль Ринко. Она лечила Клару тем же образом. Каждая встреча заканчивалась под деревом, где мы хоронили узел из газет, который с каждым днем становился все меньше и меньше.

На шестой и последний день, несмотря на усилия, Клару не вырвало. Тем не менее донья Мерседес заставила ее похоронить пустой, обвязанный веревкой пакет.

- Сейчас с ней все в порядке? — спросила я по дороге домой.

- Встреч больше не будет?

- Не совсем. И это ответ на два твоих вопроса, — сказала она.

- Начиная с завтрашнего дня, ты будешь видеться с Кларой каждый день. Это будет частью ее лечения. — Она ласково похлопала меня по руке. — Ты будешь беседовать с ней. Это принесет ей много хорошего. И, — добавила она в раздумье, — это также будет полезно тебе.

***

С одеждой и обувью в руках Клара вбежала из коридора в ванную. Бросив все на пол, она сняла ночную рубашку и залюбовалась своим отражением в зеркальной стене. Она подошла поближе, рассматривая на сколько за ночь подросла ее грудь. Довольная улыбка пробежала по ее лицу, когда она склонила голову и распустила волосы. Напевая легкий мотив, Клара пустила горячую и холодную воду в огромную ванну в виде раковины, затем подошла к туалетному столику и тщательно осмотрела все флаконы, расставленные на мраморной поверхности. Не зная, какой шампунь выбрать, она понемногу отливала в воду из каждого.

На миг она остановилась, рассматривая пузырьки пены. В Пириту все было иначе. Воду там брали из реки или из крана у дороги, а затем несли по холму в жестяных канистрах.

Лишь год прошел с тех пор, как она приехала в Эль Ринко, но ей казалось, что она живет в этом длинном старом доме вечно. Ей не хотелось вспоминать свою жизнь в Пириту. И воспоминания увядали, словно мимолетные грезы. Ей помнилось только лицо бабушки и звук качалки, скрипящей по грунтовому полу, и тот последний день ее пребывания в лачуге.

* * *

- Ты стала совсем взрослой, Клара, — прошептала бабушка. Ее лицо выглядело более старым и уставшим, чем когда-либо прежде. И в этот миг девочка поняла, что этот самый близкий и родной человек скоро умрет>

— Всему свой черед, — сказала бабушка, уловив мысли внучки.

- Когда тело готово умереть, ничего не остается, как только лечь и закрыть глаза. Я уже обменяла свою качалку на гроб, осталось сменить эту лачугу на кладбище.

- Но бабушка…

- Молчи, дитя, — прервала ее старая женщина. Она вытащила из кармана носовой платок, развязала узелок в одном углу и отсчитала несколько монет, которые откладывала на черный день.

- Этого тебе будет достаточно для поездки в Эль Ринко.

Она коснулась пальцами девочки и погладила ее длинные, волнистые волосы.

- Никто не знает, кто твой отец, но мать твоя была внебрачным ребенком дона Луиса. Она осталась в Каракасе после твоего рождения. Твоя мать по-прежнему ищет удачи, но удачу не надо искать. — Ее голос угас, она сбилась с мысли. Немного погодя, старушка добавила: — Я уверена, что дон Луис примет тебя как внучку. Он владелец гасиенды Эль Ринко. Он стар и одинок. — Она взяла в свои руки ладони девочки, прижала их к своим морщинистым щекам и поцеловала родинку в форме листа на ее правой ладони. — Покажи это ему.

Свет свечи перед фигуркой Христа расплылся в глазах ребенка. Взгляд девочки вновь скользнул по раскладушке в углу, по корзине, набитой накрахмаленным, невыглаженным бельем, по коляске, в которой она возила свою бабушку. В последний момент ее глаза остановились на старой женщине. Та сидела в кресле с откинутой головой, ее пустой взгляд был устремлен вдаль, лицо сжимали судороги смерти.

***

Когда автобус подвез ее прямо к арке в стене, окружавшей Эль Ринко, уже смеркалось. Она прошла по склону, где на террасах ровными рядами росли фруктовые деревья. На полпути девочка резко остановилась и замерла, все ее существо было захвачено видом небольшого дерева, покрытого белым цветением.

- Это яблоня, — раздался голос. — А кто ты? Откуда приехала?

На секунду она подумала, что это дерево говорит с ней, но тут же увидела старика, который стоял рядом с ней.

- Я упала с этой яблони, — сказала она, протягивая руку для знакомства.

Он, по-видимому, этого не ожидал и удивленно смотрел на ее руку. Вместо того, чтобы пожать ее, он нежно взял руку девочки в свою.

- Странно, — прошептал старик, его большой палец погладил родинку в форме листа. — Кто ты? — спросил он еще раз.

- Мне кажется, я твоя внучка, — сказала она с надеждой. Он понравился ей с первой же минуты. На вид старик был слаб и хрупок, с серебристо-белыми волосами, которые разительно отличались от его загорелого лица. От носа к уголкам губ сбегали две глубокие бороздки. Интересно, подумалось ей, от чего они возникли: от волнений и тяжелого труда или от частых улыбок?

- Кто послал тебя ко мне? — спросил старик, его большой палец все еще поглаживал листовидную родинку.

- Моя бабушка, Элиза Гомес из Пириту. Когда-то она работала здесь. А вчера утром она умерла.

- А как тебя зовут? — спросил он, изучая ее лицо с большими янтарно-коричневыми глазами, тонким носиком, полным ртом и решительным подбородком.

- Она звала меня Ла Негра… — она запнулась под его пристальным взглядом.

- Ла Негра Клара, — сказал он. — Так звали мою бабушку. Она была такая же темненькая, как и ты. — Он повел ее вокруг яблони. — Это дерево было размером с маленькую веточку петрушки, когда я привез его из путешествия по Европе. Люди смеялись надо мной, говоря, что яблоня никогда не будет расти в тропиках. Сейчас она уже старушка. И пусть она высоко не выросла, но все же приносит кое-какие фрукты. Иногда она стоит вся в белом. — Он печально посмотрел на нежные лепестки, затем его взгляд перешел на любознательное личико девочки. — Это прекрасно, что ты упала с яблони. Так мне подарков еще не дарили.

* * *

Голос Эмилии пробудил Клару от мечтаний.

— Неграааа, — крикнула она, просовывая в щель двери свою голову. — Поторопись, детка. Я слышала, как подъезжает машина.

Клара торопливо выскочила из ванны, обтерлась, и почти мокрая скользнула в свое любимое платье. Платье было прекрасного желтого цвета с маргаритками, вышитыми вокруг воротничка, рукавов и пояса. Взглянув на себя в зеркало, она радостно хихикнула.

Платье делало ее еще темнее,